Живой, обладавший отличной памятью, прекрасный оратор, веселый и остроумный, артист и музыкант, он был в то же время и неутомимым работником, касалось ли то книг, построек или ремесел. Всю свою жизнь он пользовался любовью женщин и теперь стал духовным руководителем высокопоставленной дамы, которая посвящала свою жизнь делам благотворительности и беседам с пилигримами. «Он всюду следовал за ней и любил ее самым удивительным образом». Когда сфера его деятельности расширилась, мы видим его окруженным целой свитой учеников, занимающихся литературой, игрой на арфе и живописью. Однажды некая леди пригласила его к себе для совета относительно рисунка на платье, который она вышивала; когда он вместе с ее девушками наклонился над работой, то его повешенная на стене арфа стала сама собой издавать звуки, показавшиеся изумленным слушательницам радостной антифонией.
Связи его с этим школьным миром прервались со смертью его покровительницы, но зато в конце царствования Эдмунда Дунстан снова был призван ко двору. Проснувшаяся опять ненависть придворных к Дунстану чуть не заставила его удалиться снова, но он был спасен таким обстоятельством: однажды король был на охоте; олень, за которым он гнался, разбился о чеддарские скалы, и лошадь короля остановилась на самом краю пропасти; перед лицом неминуемой смерти Эдмунд раскаялся в своей несправедливости к Дунстану. Его вызвали тотчас же по возвращении короля. «Оседлай коня, — сказал ему король, — и следуй за мной»; тут весь кортеж направился через болота к дому Дунстана, где Эдмунд дал опальному «поцелуй мира» и сделал его настоятелем аббатства Глэстонбери.
С этого момента Дунстан мог оказывать некоторое влияние на общественные дела, но влияние это возросло до огромной степени, когда после смерти Эдмунда он стал руководящим советником вступившего на престол Эдреда, брата Эдмунда. Следы его руки чувствуются в торжественном манифесте о коронации короля Англии. Избрание Эдреда было первым национальным избранием, в котором участвовали и бритты, и датчане, и англичане; его коронация была делом общенациональным, так как в ее праздновании впервые участвовали примасы севера и юга, возлагая совместно корону на голову того, чьи владения теперь простирались от Форта до Ла-Манша. Вспыхнувшее два года спустя восстание на севере было подавлено, а при взрыве нового архиепископ Йоркский Вульфстан был заключен в тюрьму, и в 954 году, с полным подчинением Дейнло, дело дома Альфреда могло считаться законченным.
Каким бы ни было упорным сопротивление датчан, но в конце концов они должны были признать себя побежденными. Со времени абсолютного торжества Эдреда всякое сопротивление прекратилось; север полностью вошел в общеанглийскую государственную организацию, а нортумбрийское вице-королевство превратилось в графство, правителем которого был назначен Освульф. Новая сила королевской власти нашла выражение в пышных титулах, принятых Эдредом; он называл себя уже не королем англосаксов, а «цезарем всей Британии».
Со смертью Эдреда снова начались политические раздоры. Королем Эдвигом, еще мальчиком, руководила знатная дама Этельгифу, ссора которой с прежними советниками короля перешла в явное столкновение во время коронационных празднеств. Король забылся до такой степени, что ушел с праздника в комнату Этельгифу, и Дунстан по приказу уитанов вытащил его оттуда насильно и привел назад. Но не прошло после этого и года, как гнев мальчика короля проявился настолько, что Дунстан должен был бежать за море, а вместе с ним исчезла и вся его система. Торжество Этельгифу увенчалось браком короля с ее дочерью. Этот брак противоречил церковным канонам, и в 958 году архиепископ Одо торжественно разлучил супругов; восставшие в то же время мерсийцы и нортумбрийцы провозгласили своим королем брата Эдвига — Эдгара и снова призвали Дунстана, который и занял последовательно кафедры в Уорчестере и Лондоне.
Смерть Эдвига снова объединила государство, Уэссекс подчинился уже признанному севером королю, а Дунстан сделался архиепископом Кентерберийским и в продолжение целых шестнадцати лет был министром Эдгара, т. е. в сущности главным светским и духовным правителем государства. Никогда еще Англия не была так могущественна и не жила так спокойно и мирно, как в то время. Ее флот совершенно очистил берега от пиратов, ирландские датчане превратились из врагов в друзей, и, как гласит предание, восемь вассальных королей гребли веслами во время прогулки короля в лодке по Ди. Умиротворение севера доказало разумность того направления, какое Дунстан дал администрации королевства. По-видимому, с самого начала он следовал скорее национальной, чем западносаксонской политике. Впоследствии его обвиняли в том, что он предоставлял слишком много власти датчанам, слишком сильно любил иностранцев, но это-то и служит лучшим доказательством беспристрастия его администрации.