Члены совета назывались в этом случае «баронами казначейства». Дважды в год шериф каждого графства являлся перед этими баронами и вносил им определенный оброк с королевских земель, а также «датские деньги» (Danegeld), или поземельный налог, судебные штрафы и феодальные сборы с поместьев баронов, составлявшие главную часть королевских доходов. Местные споры касательно этих платежей или раскладки городских налогов разрешались посылкой членов суда, объезжавших графства. Эти налоговые ревизии привели к ревизиям судебным, к тем «судейским объездам», которые до сих пор составляют выдающуюся особенность английской судебной системы.
От этих внутренних реформ внимание Генриха было внезапно отвлечено вопросом о престолонаследии. Его сын Вильгельм Этелинг, как нежно звали сына своей Матильды англичане, с толпой дворян сопровождал Генриха, когда тот возвращался из Нормандии, но «Белый корабль», на котором он находился, отстал от остального флота, в то время как молодые дворяне, возбужденные вином, свесились с корабля и прогнали своими насмешками священника, явившегося дать обычное благословение. Наконец, хранители королевской казны ускорили отправление корабля, и усилиями пятидесяти гребцов судно быстро двинулось к морю, но у выхода из гавани оно вдруг ударилось о подводный камень и моментально пошло ко дну.
На флоте услышали страшный крик, раздавшийся среди ночной тишины, но лишь утром роковая весть дошла до короля. Он упал без сознания наземь и с тех пор никогда не смеялся. У Генриха не было другого сына, и все его внешние враги ободрились, так как теперь его естественным наследником стал сын Роберта. Но король ненавидел Гийома и любил единственную оставшуюся у него дочь Матильду; она была замужем за императором Генрихом Пятым, но после смерти мужа вернулась к отцу. Генрих объявил ее своей наследницей, хотя занятие трона женщиной казалось странным феодальному дворянству. Несмотря на это, король заставил дворянство и духовенство присягнуть Матильде как их будущей государыне и вместе с тем обручил ее с сыном единственного врага, которого он действительно боялся, графа Фулька Анжуйского.
Глава VII
АНГЛИЯ И АНЖУ (870—1154 гг.)
Чтобы понять историю Англии при анжуйских королях, сначала надо познакомиться с самими анжуйцами. Характер и политика Генриха II и его сыновей были таким же наследием их рода, как и широкие равнины Анжу. Судьбы Англии готовились в истории графов Анжу, постепенно по мере того как потомки бретонского лесника становились повелителями не только Анжу, но и Турени, Мена и Пуату, Гаскони и Оверни, Аквитании и Нормандии, наконец, королями завоеванного нормандцами великого государства.
Легенда об их предке возводит нас ко времени Альфреда, когда датчане так же опустошали берега Луары, как и берега Темзы. На самой границе Бретани, в полосе, спорной между ней и Францией, жил в тяжелую годину Тортульф Лесник, полуохотник-полуразбойник, жил, не зная никакого закона, в лесах близ Ренна. В суровой лесной школе он научился «поражать врага, спать на голой земле, выносить голод и лишения, летний зной и зимнюю стужу и не бояться ничего, кроме худой славы». Помогая королю Карлу Лысому в его борьбе против датчан, лесник приобрел себе много земель по Луаре, а его сын Ингельгер, изгнавший датчан из Турени и всей земли к западу от нее, которую они опустошили и превратили в обширную пустыню, стал первым графом анжуйским.
Весь этот рассказ составляет плод фантазии какого-нибудь певца XII века, и первым графом анжуйским, которого знает история, был на самом деле Фульк Рыжий. Он сблизился с герцогами Франции, тогда все ближе придвигавшимися к престолу, и получил от них в награду графство Анжу. История его сына представляется какой-то мирной идиллией среди военных бурь их дома. Фульк Добрый был единственным анжуйцем, который не вел войн. Он любил участвовать в хоре певчих Турского собора и называться «Каноником». Однажды за вечерней в день святого Мартина, граф в одежде духовной особы пел на клиросе, когда в церковь вошел король Людовик Заморский. «Он поет, точно поп», — засмеявшись, сказал Людовик, когда придворные с насмешкой указали ему на графа «каноника». Но у Фулька был готов ответ. «Знайте, государь, — написал он Людовику, — что невежественный король не более чем коронованный осел».
На самом деле Фульк не был святошей; он был дельным правителем, устанавливавшим повсюду в разоренной стране мир и правосудие. Ему одному из его рода люди дали прозвище Доброго. Сын Фулька, Жоффруа Серый кафтан, был по характеру не более чем смелым воином и сделался почти вассалом своих могущественных соседей — графов Блуа и Шампани. Эта зависимость была грубо нарушена его преемником Фульком Нерра, или Черным. То был величайший из анжуйцев; в нем мы впервые можем заметить типичный характер, который его потомкам суждено было с роковым постоянством сохранять в течение двухсот лет. У него не было естественных привязанностей. В молодости он сжег на костре свою жену, и предание рассказывает, как он вел ее на смерть, одетый в праздничное платье. В старости он вел ожесточенную борьбу со своим сыном и, победив, подверг его такому унижению, которое люди приберегали для злейших врагов. «Ты побежден! Ты побежден!» — кричал старик в жестокой радости, когда Жоффруа, взнузданный и оседланный, как вьючное животное, вымаливал себе прощение у ног отца.