Эта мысль о социальной опасности только и мирила его с войной. Как ни неприятна была для него необходимость борьбы, навязанной Англии, но он примирялся с нею тем легче, что, на его взгляд, война должна была остановить развитие «французских начал» в самой Англии. Худшим результатом этой паники был ряд законодательных мер, в которых она нашла себе выражение. Действие акта habeas corpus было приостановлено, билль против мятежных сборищ ограничил свободу общественных собраний, действию «Закона об измене» был предоставлен больший простор. На печать обрушился ряд преследований; некоторые диссидентские священники были привлечены к суду за мятежные проповеди; сходки почитателей Франции грубо разгонялись. Наихудшие крайности вызвала эта паника в Шотландии, где были приговорены к ссылке молодые виги, единственной виной которых было заступничество за парламентскую реформу и где грубый судья открыто выразил свое сожаление о том, что обычай пытки в случае мятежа вышел из употребления. Паника скоро прошла из-за недостатка материала для ее поддержания. В 1794 году были привлечены к суду по обвинению в государственной измене главы «Корреспондентского общества», выказывавшего симпатии к Франции, но их оправдание показало, что всякий страх исчез. За исключением случайных бунтов, вызывавшихся просто недостатком хлеба у бедняков, Англию в течение 20 лет войны не волновали никакие общественные беспорядки. Но слепое отвращение ко всяким реформам сохранилось даже тогда, когда паника была забыта. В продолжение почти четверти века трудно было привлечь сочувствие к какой-либо мере, грозившей изменить существующее учреждение, какой бы благотворительной ни была перемена. Страх перед революцией остановил и ограничил даже филантропическое движение, составлявшее благородную особенность эпохи.
Сначала, казалось, все шло плохо для Франции. Она была окружена кольцом врагов; против нее заключили военный союз Империя, Австрия, Пруссия, Сардиния, Испания, Англия; им помогала междоусобная война. Крестьяне Пуату и Бретани подняли восстание против парижского правительства; жестокие правители, завладевшие властью в столице, вызвали мятежи в Марселе и Лионе. Французские войска уже были вытеснены из Нидерландов, когда в 1793 году к австрийцам во Фландрии присоединились 10 тысяч английских солдат под командованием герцога Йорка. Но жадность обеих германских держав упустила случай подавить революцию. Как и предвидел У. Питт, Россия получила теперь возможность осуществить свои планы на Востоке, и Австрия с Пруссией оказались вынужденными, в интересах равновесия сил, принять участие в ее приобретениях за счет Польши. Но этот новый раздел последней стал бы невозможным, если бы восстановление монархии позволило Франции снова занять ее естественное место в Европе и принять союз, который в этом случае предложил бы ей У. Питт. Поэтому германские дворы старались продлить анархию, позволявшую им раздробить Польшу, и союзные войска, которые могли идти на Париж, были намеренно разделены для осад в Нидерландах и на Рейне.
Подобная политика дала Франции время оправиться от ее поражений. Каковы бы ни были преступления и деспотизм ее вождей, Франция оценила значение революции и восторженно выступила на ее защиту. Мятежи на западе и юге были подавлены, вторжение испанцев было остановлено у подножия Пиренеев, а пьемонтцы были изгнаны из Пиццы и Савойи. Важный Тулонский порт, призвавший на помощь против парижского правительства иноземцев и допустивший в свои стены английский гарнизон, был вынужден к сдаче мерами, указанными молодым артиллерийским офицером с острова Корсика Наполеоном Бонапартом. В начале 1794 года победа при Флерюсе снова подчинила французам Нидерланды и указала на перемену удачи. Прекращение террора и тирании якобинцев объединило Францию изнутри; в то же время победы сопровождались гигантским вооружением, с каким она встретила коалицию. Испания попросила мира; Пруссия удалила свои войска с Рейна; сардинцы были изгнаны из Приморских Альп; Рейнские земли были отняты у австрийцев, и до окончания года была завоевана Голландия. Пишегрю в середине зимы перешел со значительно превосходящими силами через Ваал, и жалкие остатки 10 тысяч чело век, которые последовали за Фридрихом Августом, герцогом Йорком (2-й сын Георга III) в Нидерланды, ослабленные болезнями и трудностями отступления, вернулись в Англию.