Вдоль всей дороги от Энзели проходит линия телефонной связи с персидскими операторами, и я вряд ли мог надеяться дозвониться до Манджиля без того, чтобы мое передвижение осталось незамеченным, но нам все же стоило рискнуть.
В соответствии с этим решением рано утром 19-го числа я отправил в революционный комитет сообщение с просьбой собраться в 11 часов утра и разрешить мне обратиться к ним с некоторыми замечаниями.
В назначенный час мы с капитаном Сондерсом прибыли в зал заседаний, и нас провели туда с той же церемонией, что и прежде. Единственное отличие в этом случае состояло в том, что улыбки теперь были хмурыми, а устрашающую охрану значительно увеличили в числе, и выглядела она весьма впечатляюще.
Я открыл дискуссию, заявив, что хотел бы, наконец, узнать, изменил ли комитет свое мнение и готов ли оказать нам всю доступную ему помощь, или же он придерживается своего прежнего неблагоразумного решения мешать нам. Ответ был совершенно единодушным в пользу последнего предположения. Затем я попросил разрешения поговорить с Челяпиным наедине и, получив такое разрешение, удалился с ним в отдельную комнату, где мы были настолько одни, насколько это вообще позволено революционерам. «Никому не доверяй» – вполне здравый девиз всех революций.
Я сообщил ему, что сожалею о своей неспособности принять предложение большевиков, что я не желаю кровопролития, которое стало бы естественным результатом любых усилий с его стороны помешать нашему продвижению вперед, что его красноречие вполне убедило меня и поэтому я решил вывести свой отряд из города. Я горячо поздравил его с превосходным управлением городом и дал ему понять, что считаю его равным себе. Затем попросил и получил подписанный приказ на все необходимое мне горючее и, попросив комитет сохранить мой предполагаемый отъезд в тайне, покинул собрание.
Делая такие комплименты товарищу Челяпину, я нисколько не преувеличивал. Я сочувствовал сложности его положения, стремлению вести дела управления без опыта и без образования и хотел бы отметить тот факт, что, по моему мнению, он очень хорошо справлялся с поддержанием подобия законности и порядка среди хаоса революции. Во всяком случае, я всегда буду благодарен ему за бензин.
Несмотря на мою просьбу сохранить все в тайне, известие о нашем предстоящем отъезде начало просачиваться наружу, и я, конечно, знал, что так оно и будет, поэтому было бы очень хорошо связаться с Рештом до того, как Кучек-хан успеет все обдумать и принять меры по поводу телефонного сообщения, вероятно уже полученного им. Поэтому я распорядился выехать завтра пораньше, и после превосходного обеда, во время которого консервированная говядина оказалась полностью отодвинута в тень свежей рыбой и икрой, мы легли спать.
Глава 4. Мы возвращаемся в Хамадан
Все имеют склонность менять свое мнение, а революционеры в особенности. Поэтому ночь 19 февраля прошла очень тревожно, поскольку, хоть Челяпин и дал согласие на наш отъезд и снабдил нас бензином, многие сочли бы, что жаль отпускать англичан со всеми их мешками золота, а само количество золота, несомненно, сильно преувеличивалось. Поэтому я решил выступить как можно раньше.
Задолго до рассвета 20 февраля машины тихо вывели и загрузили, и вскоре мы тронулись в путь; когда рассвело, находились уже в нескольких милях по дороге на Манджиль и были готовы во второй раз подвергнуться испытаниям страны дженгелийцев. День выдался пасмурным и дождливым, и безрадостная погода соответствовала нашему настроению, которое, не будучи унылым, определенно было столь же безрадостным, как небо. Оставалось только надеяться на появление новых возможностей и перспективу дальнейшего успеха, но ничто не могло компенсировать тот факт, что мы полностью провалили поставленную задачу и возвращались назад по собственным следам.
На данный момент стычка с дженгелийцами казалась неизбежной; трудно предположить, будто они позволят нам вернуться через свою страну с драгоценным грузом золота и серебра, и, проезжая через Решт, мы были готовы встретить сопротивление. Но и в этот раз никаких попыток к нему не предпринималось, хмурые взгляды становились все свирепее, а случайно встреченный вояка многозначительно постукивал по кобуре своего маузера, но этим и ограничивался.
Мы уже привыкли к бесшабашной русской привычке стрелять во все, что попадалось по дороге, и большую часть ночи развлекаться пальбой, поскольку с момента нашего прибытия в Хамадан это стало делом обычным; но сейчас нам оставалось только гадать, означали ли звуки стрельбы, которые мы теперь слышали впереди, обычную стрельбу по изоляторам и воронам, или же действительно против нас что-то затевалось.