Уже спустя неделю после начала переписки Екатерина упоминает о своем желании «надеть венец» и о поддержке ее в этом стремлении сэром Чарльзом. «Сколько я обязана провидению, которое вас прислало сюда, как ангела хранителя, для того, чтобы связать меня дружбою с вами. Вы увидите, что если когда-нибудь я надену венец на царство, я отчасти вам буду обязана в этом», – писала Екатерина 8 августа 1756 г. Она почти не сомневалась в успехе своего предприятия, убеждая посла, что «будет царствовать или погибнет». «Я, – сообщала она вскоре, – занята формированием, обучением и привлечением разного рода пособников для события, наступления которого вы желаете (выделено нами – Т.Л.), отчего в моей голове сумбур от интриг и переговоров».
Еще через 10 дней, когда состояние здоровья Елизаветы Петровны, резко ухудшилось, Екатерина направляет Уильямсу уже конкретный план своих действий. «Когда я получу предупреждение настолько верное, что нельзя было допустить ошибки, о начале предсмертных припадков (императрицы), я прямо пойду в комнату моего сына… возьму его к себе… пошлю верного человека предупредить пять гвардейских офицеров, на которых я могу положиться; каждый из них мне приведет пятьдесят солдат (в чем уже условлено, по первому сигналу), которых, может быть, я не пущу в дело, но которые будут сопровождать меня… во избежание всяких помех. Заметьте, – продолжала Екатерина, – что они получат приказание только от великого князя и от меня. Я пошлю предупредить канцлера, Апраксина, Ливена, чтобы они пришли ко мне, а в ожидании их я войду в покои умирающей, куда я велю позвать капитана командующего караулом, и я лично приму его присягу и удержу его при себе… Я думаю, что местом сбора моих людей будет моя передняя. При каком-либо движении, и даже самом малейшем, которое я бы заметила, я велю как своим людям, так и солдатам караула взять под стражу Шуваловых и дежурного генерал-адъютанта. Прибавьте к этому, что младшие офицеры лейб-компании – люди надежные, и хотя я не имею сообщений со всеми, но я могу в достаточной мере рассчитывать на двух или трех из них и настолько пользуюсь уважением, что заставлю повиноваться мне всякого, кто не будет подкуплен»67. В завершение Екатерина просила Уильямса, «как друга», исправить то, «чего недостает в ее мыслях, и то, чего она не предвидела».
Посол ответил не сразу, по-видимому, обдумывал детали, а может, консультируясь с официальным Лондоном. Во всяком случае, его инструкции носили вполне конкретный характер. «В случае смерти (императрицы – Т.Л.) вы, благодаря Богу, на местах. Нужно чтобы великий князь и вы явились почти тотчас, но не прежде, как присяга вам обоим не будет установлена и принесена министрами или министром, которого вы допустите первым к себе… Не принимайте никого худо в первые дни, но отличайте тех, которым вы покровительствуете. Примите облик, который не выражал бы ничего, кроме значительной твердости и хладнокровия. Если великий князь Павел здоров, вы должны были бы его предъявить на ваших руках на мгновенье. Нет никакой необходимости даже думать о вашей безопасности или о вашей защите. Титул великого князя ясен, как ясный день, нет лучшего в Европе его. Все согнется, распрострется перед вами и взойдете на престол так же легко, как я сажусь за стол. Если найдется завещание и если оно не совсем вашего фасона (в ваших видах) лучше его устранить (выделено нами – Т.Л.)… Необходимо немедленно, чтоб великий князь собрал все гвардейские полки и показался им. Вот все, что я имею вам сказать по этой статье. Если будут настолько добры умереть (речь шла об ожидаемой кончине Елизаветы Петровны – Т.Л.), все остальное пойдет как по нотам»68.
Как видно, британский посол учел при подготовке переворота, который планировала великая княгиня, все детали. Его ничуть не смущало наличие законного претендента на российский престол – великого князя Петра Федоровича. В расчет послом принимались исключительно интересы британского правительства, заинтересованного в том, чтобы на престол взошла именно Екатерина, симпатизировавшая и послу, и стране, из которой он прибыл. А для этого хороши были все средства. Однако планам двух заговорщиков не суждено было на этот раз сбыться: Елизавета Петровна поправилась.