Арендаторы?
— Я не плачу арендную плату.
— Вот именно, — говорит мама, выходя из комнаты.
Я в растерянности.
Слишком ошеломлена, чтобы что-то сказать, пойти за ней и умолять ее простить меня. Мой подбородок начинает немного подрагивать. В задней части дома я слышу, как открывается дверь и позвякивают ключи — признак того, что мама ушла из дома.
Я помню, когда они с папой ссорились, мама брала машину и разъезжала по окрестностям, иногда останавливаясь в «Дейри Куин», чтобы купить мороженое. Потом сидела на парковке и смотрела вдаль, пока ее нервы не успокаивались, и я задаюсь вопросом, пойдет ли она туда сейчас.
Ладно. Мама определенно расскажет папе.
Они почти никогда не наказывали меня, когда я росла; у меня было достаточно ненависти к себе, чтобы делать эту работу за них. Разочарование моих родителей съело бы меня живьем, и с тех пор мало что изменилось.
Тащусь в свою спальню и плюхаюсь на кровать, сдерживая слезы, пока не остаюсь по-настоящему одна. Единственный человек, которому я хочу позвонить, крепко спит и находится на другом конце света.
Тебе следует пойти и разобраться в своей жизни.
У тебя где-то там есть муж.
Я должна разобраться с этим.
Прошло несколько месяцев со свадьбы, с тех пор, как мы собрали наши вещи и попрощались на ступеньках дома Эшли в колледже.
Месяцы с тех пор, как мы в последний раз занимались любовью и целовались.
Я едва знаю Эшли, но такое ощущение, что знаю его всю свою жизнь, и что я здесь делаю?
Я не могу позволить ему приехать сюда. Не могу просить его отказаться от своей работы или той роли, которую он играет в своей семье. Но также не могу позволить себе поехать туда — у меня нет денег на квартиру и явно нет перспектив трудоустройства в Англии.
«Но здесь у меня тоже ничего нет».
Слезы продолжают течь по моему лицу, подушка промокает, из носа начинает течь. Некоторое время спустя я слышу, как оба моих родителя возвращаются домой, а затем раздается стук в мою дверь.
Я вытираю нос рукавом пижамы и сажусь, когда входит папа, а мама прислоняется к дверному косяку.
Она больше не выглядит сердитой, просто... нечитаемой.
— Мама рассказала мне твои новости, — начинает он.
Я жду, пока тишина наполняет воздух.
— Мы действительно разочарованы, Джорджия Маргарет.
Разочарованы? Смелое преуменьшение, я уверена.
— Мы разочарованы тем фактом, что ты не сказала нам, и разочарованы тем, что ты была настолько глупа, чтобы так напиться в городе, где тебя могли похитить…
— Или убить, — добавляет мама с порога.
— Или убить. Мы могли не знать, кто знает, как долго, и ты никогда не упоминала о романтических отношениях с этим мальчиком — прости, с этим мужчиной, за которым ты замужем, — не говоря уже о том, чтобы привести его домой, чтобы познакомиться с нами. У тебя было достаточно возможностей.
Список правонарушений унизителен.
Я не могу сказать, закончил папа свою тираду или нет, поэтому держу рот на замке и продолжаю слушать, как они накручивают себя, а он расхаживает по моей крошечной комнате, дырявя ковер.
— Мы с твоей матерью поговорили, и она права — ты должна разобраться в своей жизни. Мы любим тебя, Лютик, но ты замужем. — Кажется, он давится этим словом, голос срывается. — Мы считаем, что тридцать дней — это справедливо.
Если меня не будет здесь через тридцать дней, Эшли ни за что не сможет приехать сюда. Не в этот дом, не для того, чтобы остаться, даже на ночь.
Какой беспорядок.
— Мы делаем это, потому что нам не все равно, милая, — говорит мама. — Ты не можешь прятаться здесь. Ты идешь на работу, возвращаешься домой и не выходишь из своей комнаты — и я слышу тебя по телефону. Я слышу, как ты плачешь. — Она делает паузу. — Пришло время.
— «Сри или слезай с горшка» — вот что сказал мне дедушка Паркер, когда я окончил колледж. Принимай решение. Сорви пластырь.
Папа и дедушка любят метафоры.
Я слабо киваю, благодарная, что моя нижняя губа не дрожит, когда я говорю:
— Я понимаю.
Когда мама осторожно входит в мою комнату и подходит, чтобы сесть рядом со мной на кровать, обнимая меня одной рукой, папа присоединяется, садясь с другой стороны от меня.
— Ты поступишь правильно, — говорит он.
Мама целует меня в макушку.
— Аннулируй брак, милая, и двигайся дальше.
«Скажи мне, что ты на самом деле чувствуешь».
Эпилог
Эшли
Двадцать девять дней спустя…
— Джек, можешь открыть дверь?
Я прислушиваюсь к звуку его шагов, но их нет.
— Джек?
Я знаю, что брат здесь. Он заглянул в ванную сегодня утром, когда я был там, и спросил, не хочу ли кофе, пока он бегал по делам, но прошло уже несколько часов, и Джек давно должен был вернуться
Я уже какое-то время сижу за его кухонным столом, бумажки из офиса распечатаны и разбросаны вместе с выборкой недвижимости по аренде жилья и квартир, обводя заинтересовавшие места.
Откладываю ручку в сторону, когда дверной молоток издает еще один металлический лязг.
Никаких признаков моего брата.
Отлично.
Я сам открою дверь, не то чтобы это было проблемой с самого начала, но это его квартира и, вероятно, его доставка — должно быть это так, поскольку мы не ожидаем гостей.
Вооруженный бюджетом, я искал собственное жилье, чтобы вырваться из-под контроля Джека — невозможно заниматься сексом по телефону со своей девушкой, спя на диване с моим проклятым братом в соседней комнате.
Его любимое занятие? Выскакивать из своей спальни абсолютно без предупреждения и пытаться поймать меня с рукой в штанах.
Нет, спасибо.
Я встаю из-за стола и шаркаю по дому. Гостиная, коридор, парадный вход, не проверяю, кто снаружи, прежде чем отпереть замок и распахнуть дверь.
Джорджия стоит на веранде.
Внизу на тротуаре стоит мой брат с тремя гигантскими чемоданами в руках и глупой улыбкой, приклеенной к его лицу.
Джорджия.
Чемоданы.
Джорджия.
Чемоданы.
Мне требуется еще полсекунды, чтобы собраться с мыслями, я выхожу наружу, чтобы схватить ее в объятия и поднять.
— Я скучала по тебе, — говорит она, утыкаясь лицом в мою шею, целуя ниже уха.
— Я тоже скучал по тебе, — отвечаю, задыхаясь, эмоции, о которых я и не подозревал, поднимаются во мне. — Не могу поверить, что ты здесь. Я начинал раздражаться на Джека за то, что он не открыл дверь. Это было чертовски раздражающе. — Я целую ее в губы. — Но это ты.
— Я хотела сделать тебе сюрприз.
Небо темное и грозит дождем, поэтому я провожу ее внутрь.
— Заходи внутрь, давай... — Я бросаю взгляд на Джека, стоящего на тротуаре. — Я помогу ему, а ты входи. — Спускаясь по ступенькам, я обнимаю своего брата. — Ты задница! Как давно ты знал, что она приедет?
Он пожимает плечами, поднимая две сумки Джорджии.
— Пару недель. Держу пари, ей есть что тебе рассказать.
Я киваю, хватаю третий чемодан и прошу Джека подняться по лестнице первым.
Она точно не путешествует налегке.
Мы с братом заносим ее вещи внутрь, ставим все у двери. Когда я нахожу Джорджию, она сидит на диване без обуви и встает, когда я вхожу в комнату.
Я поворачиваюсь к своему брату.
— Приятель, мы можем ненадолго воспользоваться твоей комнатой?
Он хмыкает.
— Никакого секса.
Моя девушка смеется.
— Мы не собираемся трахаться, я тебе обещаю!
— Нет? — дразню я, прекрасно зная, что нам нужно поговорить. У меня в голове одновременно крутится миллион вопросов. И я очень сильно хочу поцеловать ее, но не на публике.
Вскоре мы устраиваемся на его кровати лицом друг к другу, держимся за руки и целуемся. Она обнимает меня за шею и наклоняется, прижимаясь своим лбом к моему.
— Я так сильно скучала по тебе. — Она вздыхает, в ее голосе слышны эмоции. — Не могу поверить, что я здесь.