Выходящие охранники даже не глянули в его сторону — наверное, привыкли уже к представлению. Батанья обрадовалась, увидев, что Кловач рассматривает молодого человека с интересом. Он медленно поворачивался, чтобы новенькие могли полностью оценить его красоту.
— Да, очень симпатично, — подтвердила Батанья, хотя это было явным преуменьшением.
— Ведь ты же никогда ничего подобного не видела, — завлекающим тоном обратился он к Кловач.
— Что да, то да, — согласилась она, приподняв бровь.
— Неповторим, — гордо сказал он. Кажется, по-иному он не мог о себе говорить. — Совершенно непонятно, как Люцифер может хоть кого-то мне предпочесть. Хотя кое-что из того, что он любит, делает мне больно и оставляет синяки на нежной коже, — чуть погрустнел он. — Зато, — он снова просиял, — синеватый оттенок выглядит на моем бледном тоне очень заманчиво.
Бритлингенки старались друг на друга не смотреть.
— Можешь одеться, — разрешила Батанья. — Ты очень соблазнителен, но сейчас у нас есть более срочные дела. Как тебя зовут, красавчик?
— Нарцисс, — ответил он. — Правда, красиво?
— Да, — признала Кловач с самым искренним видом. — Мы о тебе слышали.
Она повернулась к Батанье и подмигнула. Старшей было приятно, что ученица реагирует на молодого человека. Значит, ей лучше.
— Вот как? Моя слава докатилась даже до… откуда это вы?
Ему очень понравилась эта мысль. Взяв зеркальце, он стал внимательно рассматривать лицо.
— Наверное, стражники дали ему зеркало, чтобы он заткнулся, — буркнула про себя Батанья.
Нарцисс, поглощенный собой, уже не замечал новых товарищей по заключению.
— Прошу прощения, — окликнула их женщина из камеры напротив Кловач.
Бритлингенки подошли к передней решетке своих камер.
— Чем могу быть полезной? — спросила Кловач.
Вопрос, конечно, дурацкий, но годится, чтобы завязать разговор.
— Не можете ли вы мне сказать, какой сейчас год? — спросила женщина.
— Зависит от того, в каком измерении ты живешь, — ответила Батанья. — И на какой планете.
Женщина вздохнула. С виду ей было где-то за сорок. Короткие каштановые волосы, прямые белые зубы с заметной щербинкой спереди, приятное лицо.
— Я такое слышу все время, и не знаю, как это понимать.
Она была одета в сшитые по мерке брюки и блузку с забавными точками спереди. Присмотревшись, Батанья поняла, что эти круглые штуки не дают блузке раскрываться. Пуговицами их зовут.
На женщине была плотная куртка с большими лацканами, шапка и очки висели на крючке, вбитом в стену — единственное место в камере, куда можно вешать вещи.
— На тебе не тюремная одежда, — отметила Кловач. — Почему?
— Мне неизвестно. Я приземлилась на какой-то остров в Тихом океане после самого долгого полета в моей жизни. — На красивом лице отразилось мимолетное смущение. — Я не знаю, где мы точно были, когда аэроплан стал заваливаться. Мой штурман погиб при посадке. — Она замолчала на долгую секунду. — Выбравшись из аэроплана, я пошла осматриваться, прошла между двумя пальмами — и как-то оказалась здесь. Меня поймали огромные пауки, принесли меня сюда и представили красивому джентльмену. Его действительно зовут Люцифер? Я попала в Ад?
— Ты приземлилась на поверхности Ада. Сейчас, конечно, мы в его недрах. Из какой ты страны?
Что-то было в этой женщине неуместное.
— Я из Соединенных Штатов Америки, — сказала она. — Я — авиатрисса.
Кловач посмотрела на Батанью — та пожала плечами.
— Я не знаю, что это.
— Я пилотирую аэропланы, — пояснила женщина с привычной гордостью.
— Боюсь, что ты сейчас уже не на Земле, — сказала Батанья. — По крайней мере не в том же измерении, что Земля. Мы там были пару недель назад.
— Я поняла, что я не могла оказаться на родине. И уж точно я не в Тихом океане. — Женщина села на койку, будто у нее ноги подкосились. — И не знаю, сколько прошло… какой сейчас год? Я вылетела в тысяча девятьсот тридцать седьмом.
— Здесь год не тот, что был в твоем измерении, когда ты его оставила, — сказала Кловач. — Мы — бритлингенцы.
Лицо женщины не изменилось — это ей ничего не говорило.
Батанья пояснила ей:
— Кажется, тебя захватил какой-то поток событий или какая-то магия, нам неизвестные.
Женщина вздохнула — глубоко, прерывисто.
— Какой был год, когда вы последний раз были на Земле?