Ирис обернулась к Ари. Они обменялись понимающими взглядами. Сопротивляться бесполезно: все равно ничего не добьешься. Она потянула его за рукав:
— Черт с ними.
С красными от злости глазами Маккензи покорно пошел с Ирис. Залевски последовал за ними, не сводя глаз с двух верзил, провожавших его вызывающими взглядами.
Молча они двинулись вверх по улице. Через несколько шагов Ари обернулся к церкви, глядя, как она исчезает за снежной пеленой.
— Даже не верится, эти сволочи забрали дело себе!
— Как только они прознали?
— Понятия не имею, — ответил Ари.
Признаться, что он было поверил в предательство Залевски, он не решился. Не мог себе простить, что усомнился в честности телохранителя.
— Наверное, они следили за мной, прослушивали, даже не знаю. Мне следовало быть осторожнее.
— Где ты припарковался? — спросила Ирис.
— Там. — Он указал в конец улицы Галанд.
В темноте они пошли дальше.
— После всего, чего я добился! То, что они заграбастали дело себе, просто низость!
— Но кто за этим стоит? Как-никак это не могло быть инициативой военной разведки.
— Нет, конечно. Когда они заявились ко мне в больницу, то сказали, что действуют по приказу Елисейского дворца. Хотя, когда речь идет о государственной тайне, эти говнюки могут наговорить все что угодно. Проверить все равно нельзя.
— Но мы же не позволим им так легко отделаться?
— А что ты можешь предпринять, Ирис? Колодец они замуровали, и будь уверена, глаз с него не спустят. Кому нам жаловаться? Считается, что квадраты Виллара не у меня! Нас обложили, Ирис.
— Ты вернешь им страницы?
Ари покачал головой:
— Еще чего, не дождутся!
— А клад? — спросил Залевски. — Что с ним делать?
Улыбнувшись, Маккензи почесал голову:
— Какой такой клад? В глаза не видел никакого клада. Там был только коридор.
Телохранитель улыбнулся в ответ.
— А самое обидное то, что мы, вероятно, никогда не узнаем, что было в конце туннеля. Если там что-то есть, они нам этого никогда не скажут, а если ничего нет и они нам об этом скажут, разве мы им поверим?
— А что там, по-твоему?
Ари обернулся к скверу Вивиани. В сумерках все еще виднелась церковная башенка.
— Не знаю, Ирис.
— А ты как думаешь? — настаивала она.
— Нам все равно этого никогда не узнать, так что думай, что хочешь.
— Но ты-то сам что думаешь?
— Может, стоит довериться старому доброму принципу бритвы Оккама. Выбрать самую простую гипотезу…
Ирис сжала его локоть.
— Пусть будет бритва Оккама, — улыбнулась она.
Покрытые снегом, они направились к машине Ари.
— Вас подбросить?
— Я на машине, — сказал Залевски.
— Я тоже.
— Тогда до свидания?
Телохранитель пожал плечами:
— Полагаю, мы скоро увидимся. Я собираюсь взять короткий отпуск, а вы?
Маккензи дружески хлопнул его по плечу:
— Вы парень что надо, Кшиштоф. Спасибо за все.
Тот крепко пожал ему руку:
— До свидания, Ари. Берегите себя.
Попрощавшись с Ирис, поляк ушел.
— Ты в порядке, Ари?
— Да-да.
— Ты сейчас куда?
Аналитик задумался.
— Наверное, навещу отца.
— В такое время?
— У него бессонница. Это его не побеспокоит, а мне пойдет на пользу.
— Уверен?
— Да. Поезжай домой, Ирис. На днях мы все обсудим.
— О'кей, как скажешь.
Она поцеловала его в щеку.
— Спасибо за все, — сказал Ари, садясь в машину. — И что бы я без тебя делал?
— Наломал бы еще больше дров, конечно.
Подмигнув, она растворилась в снежной ночи.
96
Джек Маккензи не открыл дверь, когда его сын нажал кнопку звонка.
К счастью, у Ари был дубликат ключей, и, встревоженный, он вошел в квартирку в специализированном заведении у Порт-де-Баньоле. В гостиной работал телевизор, но отца там не оказалось. У Ари сжалось сердце, и он бросился в спальню. В памяти всплыли слова Ламии: «Вчера моя мать скончалась, Ари. А как поживает ваш отец?»
Он рывком распахнул дверь.
Бледный Джек Маккензи лежал на кровати и при виде сына медленно поднял руку.
Аналитик облегченно вздохнул:
— Я… Папа, я тебя разбудил? Ты спал?
— Нет. Я двойственный, — пробормотал старик, уставившись в пустоту.
Ари пододвинул стул поближе к кровати и сел рядом с отцом. Глаза у Джека Маккензи запали и покраснели.