Никто не ответил. Он позвонил снова. Наконец раздался надтреснутый голос Лолы:
— Да?
Ари перевел дух.
— Это я, Ари.
Она помолчала.
— Ари…
— Впусти меня.
Снова наступило молчание.
— Лола! — поторопил ее он. — Скорее, здесь холодно! Открой.
— Ари… Мне жаль…
— Что?
— Я… никого не хочу видеть…
Маккензи вытаращил глаза от удивления:
— Но… Я ведь пришел…
Он не договорил. Не смог подобрать слов. Ему так хотелось ее увидеть, что теперь он не мог поверить своим ушам. Быть того не может.
Но голос Лолы убедил его, что это не сон. И на этот раз он звучал гораздо тверже:
— Мне… Мне жаль. Но я не хочу тебя видеть, Ари. Ни тебя, ни кого-либо другого.
Эти слова поразили его в самое сердце.
— Но… Лола…
— Оставь меня, Ари. Я с тобой свяжусь.
Послышался щелчок. Она повесила трубку домофона.
Ари опустил руку. Последние слова Лолы все еще звучали у него в голове, словно смертный приговор.
Я с тобой свяжусь.
Потрясенный, он сделал шаг назад.
Я с тобой свяжусь.
Он ничего не понимал. Как Лола могла отказаться его видеть? Как она могла отгородиться от него? Так внезапно, так холодно. Он с таким нетерпением и надеждой ждал этой минуты. В этот миг он хотел одного: сжать Лолу в своих объятиях. Быть с ней, с ней одной, изгнать из памяти события последних дней. Думать только о них двоих, смаковать каждую секунду, проведенную с ней, словно освобождение, долгожданный отдых. Упиваться ее запахом, касаться ее рук, читать ее взгляд, слушать стук ее сердца.
Потрясенный до глубины души, Ари не сдержал слез. Его захлестнуло ощущение незаслуженной обиды и одиночества. Это невозможно понять. Я с тобой свяжусь. Ари едва не позвонил снова, чтобы выкрикнуть, что он любит ее и не может без нее жить… Но рука застыла в нескольких сантиметрах от домофона.
Он просто не имел права так поступить. Ари рукавом смахнул слезы и, пошатываясь, направился к площади Бастилии, стараясь не встречаться взглядом с двумя полицейскими, которые наверняка наблюдали за ним. Стиснув зубы, он ускорил шаг, словно надеялся, что ветер сотрет его слезы. А может, просто спасался бегством. Снег хлестал его по лицу, когда он торопился вернуться домой.
Добравшись до своей квартиры, он рухнул на диван и не шевелился, пока поздно ночью не забылся сном.
90
Ари три дня провел взаперти у себя на улице Рокетт. Каждое утро, едва встав, он бросался к мобильному, чтобы проверить, нет ли пропущенных вызовов или эсэмэсок от Лолы.
В первый день он не раз пытался дозвониться ей сам, но напрасно. А теперь уже не решался. Он то и дело начинал набирать короткое сообщение и тут же стирал его. Ари не находил нужных слов и боялся, что сделает только хуже. Ведь в конце концов она обязательно позвонит! Не может быть, чтобы все вот так и закончилось! Она не уйдет из его жизни. И как только ей удается замыкаться в своем молчании? Не поддаваться желанию, от которого у него буквально перехватывало дыхание?
Целыми днями Ари валялся перед телевизором, хотя толком его не смотрел, без конца пил виски и курил свой «Честерфилд». Перед глазами неотступно стояло лицо Лолы, ее имя звучало в ушах в такт биению сердца. Он сам себе был смешон, вел себя как незрелый, капризный подросток. Но ничего не мог с собой поделать. Его руки тосковали по ее коже, глазам не хватало ее глаз, слуху — хрипловатого голоса Лолы. Он жить не мог без ее смеха, сумасбродства, хрупкости, ребячливости, нежных поцелуев, гладкого мускулистого живота, ямочек на щеках, пирсинга на языке, ее запаха — все это не отпускало его, неотступно преследовало. Теперь его окружала пустота.
Стоило телефону зазвонить, как Ари, убедившись, что это не она, затыкал уши и не брал трубку. Потом включал старые альбомы семидесятых так громко, словно хотел утонуть в их звуках, спрятаться в них.
По вечерам он часами лежал в горячей ванне с бутылкой виски под рукой, пока кожа на пальцах не сморщивалась, а перед глазами не начинали плыть круги.
Так проходили дни, похожие один на другой, мучительные и тусклые, и ночи, тревожные, как никогда раньше. И не раз Ари казалось, будто он сходит с ума.
Утром четвертого дня у него не хватило сил даже подняться с дивана. Голова трещала, и он метался по постели, пытаясь устроиться поудобнее. Одна за другой, словно насмехаясь над ним, текли бесполезные минуты.
Ближе к полудню он вышел за сигаретами и снова лег в постель. Желудок сводило от голода, но даже заставить себя поесть он не мог и вместо этого закурил очередную сигарету.
Внезапно в дверь позвонили.
Ари затаил дыхание. Вдруг это она? Он открыл глаза и уставился в потолок. Да, что, если это она?
Верилось в это с трудом, но лучше не рисковать. В конце концов, жизнь полна неожиданностей.
Он вышел в прихожую, посмотрел в глазок и сразу узнал шевелюру Ирис Мишот и худое лицо Залевски с неизменной лакрицей во рту. Понурившись, Ари прислонился спиной к двери.
— Ари! Мы знаем, что ты дома. Не валяй дурака, открой! Я принесла Моррисона! Даже ради тебя я не намерена держать его у себя до скончания века. У меня вся квартира провоняла кошками!
Аналитик потряс головой. Он прекрасно понимал, что кот — это всего лишь предлог. И чего ради она притащила с собой Залевски? Он бы отправил их восвояси, но разве он вправе так обойтись с ними? Именно с ними. Ведь он им стольким обязан.
Ари повернул замок и впустил посетителей.
Спрыгнув с рук Ирис, кот мгновенно просочился на кухню.
— Здравствуйте, Маккензи, — прошепелявил Кшиштоф, которому мешала говорить лакрица.
— На кого ты похож!
— Извини, я не ждал гостей и не успел накраситься, — отрезал Ари, проходя в гостиную.
Он рухнул на диван, гости сели напротив. Залевски явно чувствовал себя неловко. Похоже, Ирис притащила его насильно.
— Ты питаешься виски? — спросила она, заметив на столе две пустые бутылки.
— Угу. Только оно как раз кончилось. А ты пришла, чтобы сходить за покупками? Да ты сама доброта.
— Пошел на фиг! И вообще сегодня воскресенье, магазины закрыты. Говорю на тот случай, если ты потерял счет времени.
Она встала, забрала пустые бутылки и бокалы и ушла на кухню. Ари услышал, как она моет посуду и прибирается.
— Как вы себя чувствуете, Маккензи? — спросил телохранитель, смущенный затянувшейся паузой.
— По правде сказать, я не в лучшей форме, а как вы?
— Я… Я принес вам ваши… вещи, — сказал тот, кладя квадраты на журнальный столик.
Ари взглянул на металлический футляр с шестью пергаментами. Он почти о них забыл. Во всяком случае, они отошли на второй план. Он даже подумал, что Кшиштоф напрасно их сюда принес. Как-то спокойнее было знать, что они лежат в его сейфе.
Ирис вернулась в гостиную с тремя чашками кофе.
— Послушайте, — продолжал Ари, — спасибо, что зашли, это очень мило с вашей стороны, я тронут, но мне хотелось бы побыть одному, и…
— А нам бы не хотелось оставлять тебя одного. На, выпей кофе, — Ирис протянула ему чашку.
Маккензи отказался и снова откинулся на спинку дивана.
— Ну-ну, хватит валять дурака, Ари. Вот уже четыре дня, как ты сидишь взаперти и не отвечаешь на звонки. В чем дело?
Ари промолчал.
— Дай угадаю: поссорился с Лолой?
— Не желаю говорить об этом, Ирис. И вряд ли Кшиштофу это интересно.
— Хотите, я оставлю вас вдвоем? — спросил телохранитель.
— Нет! — ответил Ари.
Ирис приподняла футляр:
— Так это и есть знаменитые страницы?
— Осторожно, они хрупкие! — зарычал Маккензи.
— Ах-ах! — бросила она насмешливо. — Кажется, я наступила на больную мозоль… Можно посмотреть?
— Как хочешь, — вздохнул он, — только не повреди их!