– У дверей? – В лицо Джуди бросилась краска, но, слава Богу, незнакомец не мог этого заметить – было слишком темно. Она почему-то решила, что он стоял у дверей отеля.
– Да, у входа в ресторан. Я выходил покурить… Он достал пачку и протянул ее Джуди.
– Нет, спасибо.
– Я знаю, в Америке теперь мало кто курит, – Фрэнк жадно затянулся.
– А вы…
– Я живу во Франции.
– Но…
– Я не француз, нет, просто живу в Париже уже несколько лет. А сюда приезжаю время от времени. Ну так что, пойдемте на свет, Джуди?
– Да, пойдемте.
Какое-то спокойствие и даже умиротворение овладели ею за последние несколько минут.
– Только обуйтесь, вы и так уже продрогли. – Фрэнк снял с себя пиджак и накинул его на плечи Джуди.
От его голоса, от неторопливых движений его рук веяло надежностью и непоказной силой. Слегка придерживая пиджак пальцами скрещенных на груди рук, она пошла за мужчиной, чьего имени не знала, по темной узкой улице к выходу на набережную, по которой полчаса назад она бежала, задыхаясь от слез.
Когда до набережной оставалось с десяток шагов, Фрэнк обернулся. Джуди почувствовала, что он хочет сказать ей что-то именно здесь, в полумраке этой улочки, и сердце ее вновь испуганно сжалось.
– Джуди, у меня нет ни чистых, ни грязных намерений. Я сам не знаю, почему поехал за вами, а потом пошел вас разыскивать. Иногда… правда, редко… вдруг чувствуешь себя человеком, который в силах помочь другому человеку. И не важно, что я мужчина, а вы женщина. Вы понимаете меня?
– Да, – пробормотала она, – спасибо.
– А теперь давайте пропустим по стаканчику бренди в ближайшем баре – вам необходимо согреться, – и я отвезу вас домой.
Она молча кивнула.
– Здесь нельзя парковаться, – сказала Джуди, когда они подошли к «фольксвагену».
– Ну что ж… – Фрэнк взглянул на прикрепленный к лобовому стеклу бланк. – Пусть повисит тут еще немного.
Эмили взглянула на часы: Фрэнк заставлял себя ждать, чего раньше не случалось. Темы для разговоров были исчерпаны, и ей все труднее становилось мило улыбаться.
Она покивала попыткам присутствующих предположить, что могло задержать ее бывшего зятя: все пытались острить, дамы игриво, а единственный за столом мужчина – мрачновато. Когда все высказались, она произнесла:
– Так, может, пора доставить мои дряхлые кости в их одинокую хижину?
Шон просиял, дамы защебетали. Эмили поняла, как радостно они будут обсуждать по дороге домой, что бывший зять, которого она только и знает, что нахваливать, не забрал ее из ресторана. Укатил на ее же задрипанном «фольке», пришлось ей прибегнуть к помощи Шона… И пойдет перешептывание о ее жизни, пронесшейся ураганом и затихшей в этом мутном болотце, кто-то будет чесать языком, перебирая ее светлые минуты, ее годы, полные боли…
Автомобиль Шона затормозил у дома 35 по Эшли-стрит. Эмили прикоснулась щекой к напудренным щекам подруг, протянула Шону руку, которую он с подчеркнутой галантностью поднес к губам, и вышла из машины. Движения ее стали менее легки и изящны. Она устало добрела по скрипучему гравию до крыльца, приоткрыла дверь, обернулась и взмахнула рукой.
– Спокойной ночи, Мили! – крикнула Анна из окошка и послала ей воздушный поцелуй.
Возможно, она ошибается? Может, они вовсе и не собираются злословить на ее счет? Неужели это она сама так озлобилась, что соорудила вокруг себя ограду и сделала себя одинокой…
Где же Фрэнк?
В гостиной горел свет, но его не было. Зато ее глазам предстал сервированный на двоих стол с бутылкой вина и свечами. Эмили подошла к камину и изумленно воззрилась на смешное подобие Эйфелевой башни. Затем заметила открытый проигрыватель. Не подходя к нему, она зажгла свечи, выключила свет и только тогда нажала на кнопку «Р1ау». Закрутился черный диск, легонько зашуршала игла.
– Та-рьям, та-рьям, та-рьям…
Слушая несравненный голос великой француженки, она опустилась на диванчик. Что-то твердое лежало рядом, касаясь ее бедра.
– Мирей Матье! – взяв в руки пластинку, прочитала она. – Где он только достает виниловые пластинки, теперь ведь их, кажется, вообще не выпускают. А это что? – Она с трудом подняла и взвалила себе на колени книгу. – Энциклопедия. «Все о цветах». С ума сошел! – Эмили рассмеялась, но тут же начала торопливо переворачивать страницы.
Отведав грудинки с rognons и выпив уже по второму бокалу, они вновь заговорили о странном случае, сведшем Фрэнка с той самой женщиной, на которую обратила внимание Эмили.
– Впрочем, такое бывает. Если бы вы встретились через несколько дней в Париже, это, может, что-то и значило бы, но встретиться спустя полчаса вблизи того же самого ресторана – что здесь поразительного?
– Да, действительно, – Фрэнк улыбнулся и уже не в первый раз отметил: – Тем более, что она не поразила меня в самое сердце, Эми. У нее печальные глаза, очень красивые печальные глаза. Но в остальном…
– Ты слишком избалован.
– Я искушен. К тому же, она вообще странная. Слава Богу, что не стала откровенничать, как это обычно бывает: выкладывают первому встречному всю подноготную, лишь бы душу облегчить.
– Ты так не любишь женщин, Фрэнки? – грустно улыбнулась Эмили.
– Я говорил не только о женщинах, в тяжелые минуты это свойственно всем…
– Но женщин ты все же не любишь, – перебила она.
Он промолчал, и она, улыбнувшись, перевела разговор на другую тему:
– Ты устроил мне французский вечер, это так трогательно.
– Ерунда! Это смешно, и только. Особенно…
– Торт? Он великолепен. И мне не терпится разрушить это сооружение. Начнем с верхушки или срубим под корень?
– Тебе решать, – посмеиваясь, ответил он, любуясь ее блестящим взглядом и задорной улыбкой, – но сначала выпьем. Я снова хочу выпить за тебя.
Она, протестуя, вытянула вперед ладонь.
– Да, да, – не давая себя перебить, продолжал Фрэнк. – Я поднимаю этот бокал за женщину, которую люблю… Эми, ты самый светлый человек из всех, кого я встречал.
– Полно, Фрэнк, я не люблю тостов. – Она снова сделала протестующий жест.
– Нет, позволь! Ты из тех людей, что дарят радость, чью улыбку носишь в себе очень долго…
– Ты пьян, Фрэнк. – Он не смотрел ей в лицо и не мог видеть, что та самая улыбка, о которой он говорит, исчезла, а губы Эмили дрогнули. – Прошу тебя…
– Что с тобой? – Он вдруг заметил, что по ее лицу ползут слезы. – Прости меня, – он взял кисть, лежавшую на столе, в свои ладони.
– Все это слишком, Фрэнк. – Она не стала доставать платок, а вытерла слезы кончиками пальцев, но и это движение было грациозно.
Ругая себя за неуместную высокопарную болтливость, он поспешил заговорить о другом:
– Я подарил тебе бесполезную книгу, да?
– Почему же? Теперь я постараюсь вспомнить все цветы, полученные мною в жизни.
– Разве это возможно? – усмехнулся Фрэнк.
– Ну, хотя бы те, что остались в памяти, самые красивые или необычные.
– Не думал, что тебя интересуют цветы как таковые.
– Фрэнки, – Эмили вновь улыбалась, – меня мало что в жизни не интересует. Разве лишь то, что я уже слишком хорошо знаю. Ну, давай же наконец выпьем.
Отпив по глотку, они занялись демонтажем Эйфелевой башни.
Глава 4
Попрощавшись с Фрэнком возле своего дома, Джуди поднялась на третий этаж и остановилась. Мысль о предстоящем разговоре с сестрой наполнила душу стыдом. Ей хотелось бы прошмыгнуть незамеченной, стянуть с себя блестящую чешую, прыгнуть в постель, нырнуть с головой под одеяло и забыть этот вечер, как дурной сон. Но у нее не было ключей, поэтому пришлось нажать на кнопку звонка, и не один раз – пока, наконец, на пороге не появилась заспанная сестра. Вглядевшись в лицо Джуди, Джулия поняла, что обсуждение вечера не предвидится. Они молча вошли в прихожую. Джуди сбросила туфли и босиком прошла в ванную. А Джулия открыла шкаф и достала початую бутылку коньяка, к которой она раза три за день уже прикладывалась. Сестра вернулась быстро – розовощекая, с мокрыми волосами. Запахнув на груди халат, она молча опустилась на стул.