Когда у Игоря Племянникова в 1928 году в Париже родился сын, он назвал мальчика Вадимом — согласно французским законам, ребенку в обязательном порядке полагалось французское имя, на сей счет в каждом магистрате имелся перечень официально одобренных имен, и если вы отказывались выбрать имя из этого перечня, то ваш ребенок вообще оставался без имени. Именно поэтому мальчика назвали Роже Вадим Племянников. Когда же Роже подрос, он отбросил труднопроизносимую русскую фамилию. Правда, задолго до этого его французское имя Роже тоже оказалось отброшенным за ненадобностью, поскольку душа юноши была скорее русской, нежели французской, и с тех пор он стал известен как Вадим.
Его отец был родом из Киева и в возрасте 14 лет, до того как эмигрировать во Францию, сражался против большевиков. Позднее он изучал политические науки. Его карьера во французском дипломатическом корпусе складывалась на редкость удачно, и он вскоре поднялся по служебной лестнице до вице-консула. Скончался Игорь Племянников рано, в возрасте всего 34 лет — однажды утром за завтраком, на глазах у восьмилетнего сына, у него случился сердечный приступ.
Мать Вадима, Мария-Антуанетта Ардилуз по национальности была француженкой. Второй ее брак оказался неудачным и вскоре распался, после чего Вадим, которому еще не было и двадцати, пустился в самостоятельное плавание. Он пытался сделать себе карьеру, полагаясь, в первую очередь, на свой интеллект. Ну а поскольку Вадим отнюдь не горел желанием просиживать днями в какой-нибудь конторе, он взялся за сочинение сценариев и время от времени пописывал статейки для журналов, а также уверял знакомых, что в будущем прославит себя как кинорежиссер. Когда же ему удалось устроиться ассистентом к Марку Аллегре, он, можно сказать, заново обрел себе отца.
«Марк был образованным, деликатным, внимательным человеком. Ему нравилось общество молодежи, он любил помогать начинающим, — рассказывает Вадим. — Теперь таких людей, как он, просто нет. Возможно, он был слишком отзывчив и чувствителен и просто не выжил бы в современных джунглях».
Младший брат Аллегре, Ив, был не столь утонченным по натуре. Более резкий, он умел постоять за себя, и в результате его карьера сложилась куда успешнее. И все же Вадим убежден, что как режиссер Марк превосходит брата. Возможно, он один из трех-четырех самых лучших кинодеятелей Франции из тех, что снимали до войны. «Проблема заключалась в том, что ему было трудно приспособиться к переменам стиля во французском кинематографе. Он был слишком привязан к мелким деталям, робок, неуверен в себе, не в состоянии принимать даже самые незначительные решения. Когда же дело доходило до принятия какого-нибудь важного решения, он буквально впадал в панику».
Однако Брижит Бардо открыл именно Аллегре, но отнюдь не Роже Вадим.
«Марк был эстетом, эклектичным человеком и имел подход к молодежи. Он открыл целый ряд талантов. Именно благодаря ему французский экран приобрел Жерара Филиппа и Мишель Морган. Позднее он подарил нам Жан-Поля Бельмондо и Жан-Пьера Омона. Он помогал не только актерам, но и поддерживал начинающих писателей или, как в случае со мной, начинающих режиссеров. Имена можно перечислять до бесконечности. Он имел особый нюх на таланты — так было и в тот раз, когда я показал ему фото Брижит на обложке «Эль». Он тотчас заметил в ней искру божью. Я тогда как раз сочинял для него сценарий фильма «Лавры сорваны», где главной героиней была молоденькая девушка-подросток. Аллегре тотчас захотел попробовать ее на эту роль. Помнится, он тогда сказал, что если она в действительности так хороша, как мне кажется, нам надо обязательно сделать пробу», — вспоминает Вадим.
Когда в назначенный день и час Брижит переступила порог квартиры Аллегре, Тоти все еще была исполнена решимости, что не допустит, чтобы балетная карьера ее дочери оказалась под угрозой. Как оказалось, у нее имелись все основания для беспокойства, поскольку месье Аллегре с первого взгляда проникся к мадам Бардо неприязнью. По его мнению, она держала себя слишком высокомерно, и вообще маэстро не понравилось, с какой неприкрытой враждебностью она пыталась оградить свою юную, невинную дочь от тлетворного влияния богемы.
Тоти ведать не ведала, какое сильное впечатление произвел на Брижит Вадим. «За всю свою жизнь мне не приходилось встречать мужчину столь красивого, столь спокойного, столь естественного. Но я тогда и представить себе не могла, что влюблюсь в него», — вспоминает Брижит.