Ну а пока, по настоянию Вадима, Аллегре согласился провести кинопробу. Чтобы помочь Брижит приготовиться к этому испытанию, Вадим предложил себя ей в наставники. Так начались их встречи — на первых порах их отношения не выходили за рамки платонических, вплоть до дня накануне кинопробы. Брижит тогда ужасно разволновалась, даже покрылась сыпью.
На следующий день Аллегре, наблюдая ее перед камерой, решил для себя: «Она разговаривает так, будто у нее во рту вставная челюсть ее мамаши, а смеется вообще отвратительно». Тогда он так и не сумел разглядеть в ней и намека на будущую киноактрису. Правда, справедливости ради надо сказать, что то же самое он изрек, когда пробовал на ту же роль Лесли Карон. Однако то, что произошло на следующий день, можно назвать первым случаем в веренице странных совпадений, относящихся к соприкосновению жизней Брижит и Вадима.
Брижит так и не получила роль — Аллегре решил, что бесполезно даже пытаться что-то из нее сделать. В конце концов, она была одной из многих девчонок, что надеялись сделать карьеру в кино. Но Вадим уже увлекся ею. За несколько лет до этого он начал писать роман под названием «Мудрая Софи», в его мечтах Брижит и была этой Софи.
«Вы не поверите. Она говорила буквально целыми строчками моего романа. Когда я слышал, как она говорит, слышал, как она выражает себя, как некий свободный дух, я просто ушам своим не верил. Брижит разговаривает в особой, присущей только ей одной манере — но ведь именно так разговаривала и моя Софи. Когда я впервые придумал Софи, я был уверен, что она целиком плод моего воображения, что такая девушка просто не могла существовать. Но вот она передо мной, во плоти и крови. Я дал Брижит рукопись, и когда она ее прочла, то тоже узнала в героине себя».
Он потерял из-за нее голову — в особенности его поразила ее невинность, — что, однако, не помешало ему трезво оценить сложившуюся ситуацию. Ему довелось лицезреть ее мать, и Вадим ничуть не заблуждался на тот счет, что Тоти не допустит, чтобы за ее дочерью ухаживал такой «скользкий тип», как он. На протяжении последующих нескольких месяцев он только и делал, что пытался выбросить Брижит из головы. Затем, в одно из воскресений, в одиночку коротая время в квартире Даниэля Желена, слегка погрузившись в депрессию и не зная, чем себя занять, Вадим подумал, не позвонить ли кому-нибудь. Телефон Желена был отключен, а у Вадима, который в то время сидел без гроша в кармане, имелся всего один-единственный жетон. Зайдя в ближайшее кафе, он начал звонить приятелям. Но ему никто не отвечал, видно, никого из его приятелей не было дома. Тогда Вадим попробовал дозвониться до кого-нибудь из подружек. И снова неудача. И тогда он подумал, а не рискнуть ли ему позвонить Брижит? Правда, он был уверен, что если трубку поднимет мать, то даже не станет с ним разговаривать. Но поскольку больше звонить ему было некому, Вадим решил пожертвовать жетоном и набрал ее номер.
На его счастье трубку подняла Брижит.
Он пояснил, что звонит просто так, от нечего делать, чему она страшно обрадовалась, сказав, что родители уехали на уик-энд, что они дома с сестрой одни, вернее, почти одни, с ними еще подруга и бабушка, и вообще, почему бы ему не зайти к ним в гости.
Вадим явился домой к Брижит без галстука, с шевелюрой, длина которой намного превышала приемлемую — так что вряд ли бабушка осталась в восторге от его внешнего вида.
Под неусыпным оком Мами они с Брижит провели вместе целый день. Бабуля не только увидела в этом «богемном типе» угрозу для чести ее внучки, но и вполне искренне опасалась, как бы он в конце концов не исчез, прихватив с собой столовое серебро.
Надо сказать, что Тоти и Пилу тоже не слишком обрадовались, когда спустя несколько дней Вадим снова объявился на пороге их квартиры. Его неглаженные брюки и нестриженные патлы были лишь двумя из многих других свидетельств не в его пользу. Но самым главным возражением родителей было то, что он не имел постоянной работы. Сей факт тотчас поставил его за рамки каких бы то ни было планов относительно будущего их дочери.
Однако у Брижит имелись свои собственные представления о жизни, и, к великой досаде родителей, Вадим зачастил к ним в дом. Пятнадцатилетняя Брижит, по уши влюбившаяся в Вадима, неизменно натыкалась на непробиваемую каменную стену, которую родители возвели вокруг нее, дабы оградить от притязаний этого старшего ее по возрасту, вкусившего жизнь и поэтому, весьма опасного субъекта.
Узнав о том, какие идеи он вкладывает в ее впечатлительную голову — всю эту дребедень о кино, экзистенциализме и сексе, — Тоти и Пилу имели все основания заподозрить Вадима в соответствующих намерениях. Их старшая дочь отказывалась прислушиваться к родительскому мнению, наивно полагая, что способна без их помощи строить свои отношения с назойливым кавалером. Неудивительно, что в воздухе запахло крупным скандалом.