— Действуй, Старощук. Только ведь по голому месту проползти надо метров сто…
— Проползем!
Солдаты со станковым пулеметом перевалились через бруствер.
Через несколько минут из кустов застрочил «максим». Хорошо выбрал момент Старощук! Почти поравнялась с ними цепь фашистов, и внезапный огонь во фланг был губительным.
А к этому времени замполит Колесников, собрав десятка полтора бойцов левофлангового взвода, выскочил на бруствер окопа.
— За Родину, в атаку! — устремился он вперед, увлекая за собой остальных.
Не ожидали фашисты этого броска, попятились, стали удирать. Не меньше полусотни гитлеровцев уложил на месте свинцовый ливень автоматов.
Контратака была короткой. Санитары несли убитых, тяжело раненных солдат. Принесли на носилках окровавленного Колесникова. Он еще дышал. Прибежавшая медсестра вынула шприц, чтобы сделать укол. Но медицинская помощь уже оказалась ненужной.
Командир роты снял фуражку.
— Геройски ты погиб, комиссар.
В это время по траншее, а где и напрямик между кустов пробирался к НП батальона рядовой Кшановский — связной командира второй роты. Надо было доложить комбату обстановку.
На этом участке почти пусто. Не хватало у ротного людей, чтобы расставить по всей траншее. Вдруг видит Кшановский, как сюда направляется гитлеровская «пантера», за которой бегут несколько фашистов. Из артиллерийского окопа справа звонко стукнула «сорокапятка», еще, еще, да, видно, промазал наводчик.
Кшановский одним прыжком перемахнул через бруствер, скатился по крутому склону к ближайшему кусту, достал из сумки противотанковую гранату и с размаха швырнул под брюхо танка. Грохот близкого взрыва на мгновенье оглушил солдата. Когда он поднял голову, «пантера» стояла с сорванной гусеницей. Из танка вылез гитлеровец. За ним — еще четыре члена экипажа. Кшановский длинной очередью срезал всех пятерых. Но в глубине вытоптанного пшеничного поля показалось еще три танковые башни. Связной бегом пустился к НП комбата.
— Товарищ капитан, вторую фашисты обходят. Танки и пехота.
— Без паники! Не обойдут. Я вижу. — И он крикнул начальнику штаба: — Спирин, я поведу резервы в контратаку! Ты останешься вместо меня!
Комбат мгновенно бросился в район сосредоточения резерва.
— Взвод! В атаку, за мной, вперед!
Одновременно перед самой цепью фашистов взметнулись фонтаны разрывов. «Хорошо действует Шишканов!» — подумал капитан. Справа прямой наводкой по танкам ударили 76-мм орудия. Вот одна из немецких машин, как бы споткнувшись, остановилась. Однако пехота идет.
Комбат поднял руку с пистолетом.
— За мной! Ура-а!..
И не выдержали фашисты…
Еще один танк вспыхнул дымным пламенем, а последний, отстреливаясь, дал задний ход и скрылся в лощине. Туда же отошла и вражеская пехота.
До вечера немцы бросали на батальон Силина танки и пехоту еще дважды. Накрепко стояли силинцы!
…Кончился трудный боевой день. Командир батальона вышел из блиндажа, глубоко вдохнул свежий воздух. «Надо пройти по ротам, проверить, как там дела. К утру фрицев надо ждать снова», — подумал Силин.
…Не было у Н. Н. Силина легких фронтовых дорог. И одна из них пролегла на львовском направлении.
Неожиданная встреча
После боя, за чудом уцелевшей хатой, механик-водитель Люберанский заглушил двигатель. Командир танка младший лейтенант Василий Моченый подошел к развесистой черешне. Сорвал несколько ягод. Но не стал их есть. Горький ком застрял в горле…
Такая же черешня стояла и у домика в Ольховатке на Полтавщине. Очень любила это дерево мать. Когда наши войска освободили Полтавщину и выдался случай — Василий заскочил в Ольховатку. На месте домика — пепелище. От черешни — пень. Не нашел и матери. Соседи сказали, что ее забрали фашисты и где она — никто не знает. Угрюмый вернулся Василий. Еще злее стал в боях. В блокноте начал вести записи боевых побед — счет мести.
И сейчас, сидя под черешней, Василий достал блокнот и записал: «14 июля поджег «тигр». Уничтожил 2 орудия, 3 огневые точки противника. Расстрелял 45 гитлеровцев».
А на рассвете танки пошли дальше. Вновь атаковали «тигров», таранили на вражеских позициях орудия и минометы. Так приблизились к железной дороге. На полустанке — товарный состав. Туда уже устремилось несколько танков их батальона.
К полустанку повел машину и Моченый. Едва успевший тронуться состав был остановлен. Моченый увидел, как с локомотива и с тамбуров соскакивали гитлеровцы. Лейтенант приказал ударить по ним из пулеметов.
Наши бойцы раскрыли двери вагонов. Оттуда с радостными возгласами и слезами на глазах высыпали женщины, девушки, парни-подростки.
— Спасыби вам, ридненьки! — благодарили люди танкистов.
Моченый сказал своему экипажу:
— Ребята, я посмотрю на людей, мне надо… — и побежал к вагонам. Затем ускоренным шагом прошел вдоль состава. Смотрел на худые, изможденные лица. Искал…
— Мама! — звал он, размахивая правой рукой, в которой был зажат снятый с головы шлем. — Мама! Я — Вася, сын твой!
— Вася! Сынок мой! — крикнула женщина, бросившись к танкисту.
Они крепко обнялись.
…Через день Моченый снова записывал в блокнот: «Уничтожил «тигр». Раздавил гусеницами 3 орудия, 2 бронетранспортера, 12 огневых точек».
Так сражался отважный танкист на львовском направлении.
Б. В. Самарин, полковник запаса
«ФРОНТОВАЯ ПОДРУГА»
К. И. Байда
Вдоль опушки соснового леска стоят под зелеными ветвями танки. Возле «тридцатьчетверки», на башне которой сделана надпись «Фронтовая подруга-2», собрались воины. Среди них — старший лейтенант Кирилл Байда. У него в руках свежий номер газеты 4-й танковой армии «На штурм врага».
— «Герой боев», — прочитал он заголовок одной заметки. — Так это же про нас пишут!
— Прочитайте, товарищ командир, — попросил механик-водитель старшина Алексин.
— Уж лучше прочитай ты, — и Кирилл передал газету.
Алексин стал читать: «Воинскую доблесть и высокое мастерство проявили в последних боях танкисты старшего лейтенанта Байды. Его экипаж в жестоких двухдневных боях, действуя днем и ночью, уничтожил три «тигра», один «фердинанд», один средний танк противника…»
Все притихли, вспоминая каждый о своем.
Погружен в раздумья и Байда. Скромный из скромных, он всегда казался незаметным среди людей.
До войны он был учетчиком полеводческой бригады в колхозе. На действительной прослужил писарем в штабе полка. В начале Великой Отечественной пошел на фронт рядовым. А потом стал офицером. После Курской битвы возглавил танковую роту. За прошедшие только что бои их похвалили в газете. А бои были жаркие…
Командир батальона вызвал Кирилла Байду.
— Гитлеровцы третий день наносят удары с колтовских высот. Надо помочь нашим пехотинцам, — сказал он, помечая на карте ротного рубеж, где должна встать рота Байды, прикидывая вероятные направления атак противника.
Кирилл взглянул на карту.
— Задача ясна? — спросил командир батальона и пристально посмотрел на Байду.
— Выстоим… Дадим гитлеровцам по зубам! — твердым голосом ответил Кирилл.
— Действуйте! И чтоб ноги фашистской не было в селе.
После недолгого марша рота заняла рубеж недалеко от села Обертасив.
Старший лейтенант определил место и огневые задачи каждой «тридцатьчетверки», приказал тщательно замаскироваться. Рота стала в засаду на широком фронте.
Байда вернулся к своему танку. Воины «Фронтовой подруги» находились в машине, на местах. Кирилл прилег на землю, всматриваясь в темный лес. Что готовит враг? Как и всех танкистов, ожидание томило его. Мысли невольно обращались к прошлому. Пытался представить родное село Кривое Озеро, где родился, где прошла юность.