И вдруг Вальдо оказывался один на пустынной улице. Случайные прохожие смотрели на него, как смотрят на пьяного или забурившегося наркомана или как на больного, и никому не было до него дела.
Вальдо знал заранее, как будет развиваться криз, знал, что минует его, плавая внутри себя. Этот криз не будет развиваться, как предыдущие, но внешние признаки окажутся схожими. В прошлых случаях у него не было ни движущей силы, ни достаточной подготовленности — ничего, кроме жгучего зова внутреннего огня и наслаждения от прикосновения к холодному и острому лезвию ножа. Первый опыт был неожиданным и навсегда врезался в его память невероятной глубиной ощущений, которых впоследствии он не испытывал. В тот раз внутренний сигнал тревоги не сработал или он просто его не услышал. Молодой парень увлек за собой девушку с широкими бедрами и безумными от желания глазами подальше от веселившейся у костра компании и укрылся с ней в густом кустарнике. Они легли рядом на ковер из пожелтевших листьев. Жадный и влажный рот девушки страстно прижался к влажному рту парня. Его рука быстро поднялась к обнаженной груди девушки. Желание подхватило его, как бурный поток. Его пронзила резкая боль, и почти сразу же наступило умиротворяющее облегчение. Но в голове зазвучала резкая какофония незнакомых звуков, а перед глазами возникло неописуемой красоты пламя. Его пальцы инстинктивно сжали рукоятку швейцарского ножа, который он украл в кемпинге. Крик девушки сорвал с веток засыпавших птиц, и они, хлопая крыльями, тревожно переговариваясь на своем птичьем языке, взмыли вверх.
Труп девушки был найден только спустя несколько месяцев. Никто не заподозрил этого парня, потому что никто не видел, как он увел ее в ночь, в вечную для нее ночь! Вторая попытка могла оказаться для него роковой. На его счастье, внутренний сигнал тревоги сработал вовремя, и Вальдо удалось убежать до того, как из него вырвалось испепеляющее пламя.
Эта женщина никогда не узнает, что, исчезнув в тот вечер, он спас свою жизнь, оставив ее в живых.
Во время каждого убийства на Бродвее он слышал сигнал тревоги, но пламя горело такой чистой красотой, что отказаться было выше его сил. Из четырех его жертв три умерли с легким, как дыхание, вздохом. Но последняя, жирная старая проститутка, так закричала, что лишила его возможности насладиться кровавым потоком пламени.
Пальцы Вальдо медленно, с любовью сжали рукоятку ножа. Пламя, которое было движущей силой его организма, поднималось все выше и молило: «Сейчас! Сейчас! Сейчас!»
Вальдо тряхнул головой. Он всеми силами сопротивлялся. Его губы беззвучно шептали: «Подожди! Нет! Подожди до условленного времени!»
Глава пятая
Когда Барт пересек 8-ю улицу, он вышел на «Плэдж Джэкобс», отрезок тротуара, обязанный своим названием Майклу Джэкобсу, организатору боксерских турниров, которого все ненавидели за то, что благородное искусство он превратил в рынок рабов. Именно в этом месте собирались типы с крепкими глотками, в мятых, засаленных галстуках, которые называли себя менеджерами и окручивали боксеров, чьи мозги уже давно разжижились под ударами. Именно в этом месте, зажатая между двумя зданиями, стояла церковь, возведенная в честь какого-то святого, чьего имени никто не помнил, которую давно переоборудовали под театр.
Барт остановился перед запыленной витриной с надписью по стеклу: «Сигары, сигареты, табак». Выставленные в рекламных целях образцы были до безобразия засижены мухами. Барт качнулся с пятки на носок, словно раздумывая, что ему делать дальше, и решительно толкнул дверь. В глубине полутемного помещения угадывалась массивная дверь. Барт знал, что за этой дверью находится одна из букмекерских контор, лучше всех оснащенная на Бродвее в техническом отношении: подпольные телеграфные линии, впечатляющая телефонная подстанция, тоже нелегальная, и черная доска во всю стену, на которую выносились результаты всех скачек, проходивших на территории Соединенных Штатов.
За застекленной витриной-прилавком стоял пожилой мужчина с бульдожьей головой и наполеоновской прядью волос на лбу. Эдди О’Греди, или, как его называли, старый шеф-сержант, гордился двумя моментами в своей жизни: он навсегда остался верен обещанию, данному им своей матери, — никогда не употреблять ни капли спиртного. Сержант любил побродить из бара в бар по Бродвею, но ничего, кроме ананасной газированной воды, не пил. И бармены, зная его вкус, всегда заказывали несколько ящиков этого прохладительного напитка. Вторым поводом для гордости сержанту служил кусочек металла в форме звезды, висевший у него на шее на небесно-голубой ленточке и заменявший галстук. Такую эксцентричность можно было простить старому солдату, который в одиночку уничтожил взвод немцев в лесах Франции тридцать пять лет тому назад.