— Почему эта фамилия первой пришла вам на ум?
— В любом случае об этом знакомстве вам стало бы известно. Денхайм познакомился с Анжелой в Балтиморе год тому назад. Продюсеры, не помню уж какой оперетты, пригласили в Балтимор всех театральных критиков Нью-Йорка на премьеру. Организаторы устроили для них вечеринку со всеми тра-ля-ля, включая девочек, приглашенных из ночных баров. Старина Денхайм, отяжелев от алкоголя, посоветовал Анжеле перебраться в Нью-Йорк, пообещал найти ей более интересную работу. Она поймала его на слове, приехала в Нью-Йорк, и Денхайм вынужден был заняться ее трудоустройством. Он быстро убедил Найла Кепелу принять ее в свое заведение.
— Они были в близких отношениях, как вы думаете?
— Платонических отношений с мужчинами Анжела не признавала…
— Вы правы, фамилия Денхайма фигурирует в ее дневнике, и я хочу с ним поговорить. Но у вас есть люди, которые интересуют меня в большей степени.
— И кто же это?
— Ваш рыжеволосый гигант. Он принес мне письмо Вальдо. Вы зовете его, если не ошибаюсь, Тарзаном.
— Орвил Кервиг? У вас поехала крыша, лейтенант. Он ведь еще ребенок! Анжела никогда не входила в связь с такими молокососами. Возможно, он видел ее фотографию в газете, но знать ее лично не мог.
Романо вытащил из кармана пиджака большую записную книжку черного цвета и пролистал несколько страниц, отыскивая нужное место.
— Послушайте, — сказал он, — я прочту вам несколько фраз из дневника мисс Браун. Запись сделана приблизительно месяц назад.
«Ах, какой вечер! Но во всем виновата я сама. Под предлогом помочь мне переставить мебель я заманила к себе домой этого молодого кретина по прозвищу Тарзан. Он такой огромный, такой молодой и такой несмышленыш, что я подумала, что могу немного с ним попроказничать… Когда я встретила его сегодня вечером на улице, я решила подзадорить его… Однажды в «Бродвей таймс» я его уже немного разогрела. Ладно! Мы пришли ко мне, и я стала вести себя так, словно умираю, как хочу его. Парень распустил слюни и совсем потерял голову. Ну совершенно! Меня же таким вещам учить не нужно. Можно было подумать, что только сейчас он узнал, что существует разница между мальчиками и девочками. Мне стоило немалых трудов, чтобы избавиться от него. Пришлось пустить в ход ногти. Теперь никакие сценические костюмы «Саломея-клуба» не смогут скрыть синяков на моем теле, которые он оставил своими лапищами, когда пытался завалить меня на кровать.
После этого случая я сказала себе, что подобных экспериментов никогда проводить не буду. А если я говорю «никогда», это значит — НИКОГДА!»
— Я с трудом могу представить себе Орвила в роли разъяренной желанием гориллы, — сказал Барт.
— Нда… История эта очень забавная, но, к сожалению, у меня нет никакого желания смеяться. В этой тетради содержится ряд лиц, которых можно подозревать в убийстве, поскольку у них для этого есть побудительные причины. Факты говорят сами за себя.
Романо извлек из кармана мятую пачку сигарет и закурил.
— До чего же отвратителен вкус сигареты, когда вместо нормального завтрака с чашкой кофе съедаешь чуть теплую сосиску.
Он сплюнул крошку табака с губ, вздохнул и продолжил:
— Кроме всех прочих, есть еще и Летти, управляющий домом. Летти женился несколько лет тому назад уже в солидном возрасте. У него родился поздний ребенок, которому сегодня шесть или семь лет. Вчера вечером родители отмечали день его рождения. Если бы не это событие, Летти угодил бы в список подозреваемых. Во-первых, молоток, которым была убита мисс Браун, принадлежит ему. Досадно, что восемь человек приглашенных гостей в один голос клянутся, что к восьми часам Летти уже лежал под столом.
— Не хотите ли вы сказать, что все гости были смертельно пьяны по случаю дня рождения шестилетнего ребенка?
Романо лукаво улыбнулся.
— Вы, друг мой, житель городской и многого не знаете. Не хочу вас смешить, но это старый итальянский обычай. Несчастный ребенок имеет право на кусок торта и подарки. Затем его укладывают спать, и гости до умопомрачения накачиваются красным вином за здоровье бамбино.
Полицейский сделал глубокую затяжку, с силой выдохнул дым, поморщился и раздавил сигарету в пепельнице.
— Подозреваемых, у которых могли быть побудительные причины, более чем достаточно, — сказал он. — Но нас интересует совершенно другое. Сумасшедшие типа Вальдо не готовят преднамеренного убийства. В основном они даже не знают людей, которых убивают. Летти вполне бы подходил под это дело, если бы не его стопроцентное алиби. Нельзя упускать из виду и такую возможность: часто случается так, что какой-нибудь тип совершает серию убийств, чтобы избавиться в конечном счете от своей жены или любовницы, грея себя надеждой, что все преступления газеты сбросят на какого-нибудь «садиста-монстра». Больше всего мне не дает покоя тот факт, что автор письма, адресованного в «Бродвей таймс», знал, что Джеральдина Маклайн была убита Вальдо. Об этом мог знать только Вальдо.