Хейден не мог объяснить, почему он так поступает. Милосердием это назвать было нельзя. Это не был даже легкий способ завоевать симпатию. Его желание давать деньги случайным и профессиональным попрошайкам шло откуда-то изнутри, и он ничего не мог с собой поделать.
На углу 49-й улицы, нервно переступая с ноги на ногу, стояла высокая, вульгарно накрашенная девушка. Хейден знал ее. Это была Грета, профессиональная проститутка. В этот ранний час она поджидала не клиента, а поставщика наркотиков — достаточно было посмотреть в ее глаза, чтобы убедиться, что она страдает от отсутствия дозы.
— Дела идут нормально, Грета? — спросил Барт.
— Привет, блондинчик! Дела идут плохо. Слишком высокая конкуренция. Придется скоро изучать стенографию и учиться печатать на машинке…
Барт подмигнул ей: мол, не отчаивайся, и пошел по 49-й улице. На этой улице находилось старое жилое здание. В витрине первого этажа красовалась надпись: «Слиго Слейшер бар». На фасаде здания неумелой рукой художника-любителя был изображен боксер в давно вышедших из моды трусах, доходивших ему до колен. Надпись под изображением гласила: «Слиго Слейшер — бывший чемпион Ирландии в легком весе».
Потолок был покрыт трещинами, а стены увешаны фотографиями боксеров и беговых лошадей. На стойке стояло огромное стеклянное блюдо, на котором лежали сваренные вкрутую яйца. Табличка, стоявшая перед блюдом, предупреждала: «Для друзей — бесплатно, для остальных — пять центов за штуку».
В баре почти никого не было. Для любителей медленно потягивать коктейль это место явно не подходило. Слиго Слейшер барменов не признавал, но, сам работая за стойкой, так и не научился делать коктейли. Если новый посетитель заказывал смесь мартини с шампанским, Слиго наливал ему стакан водки и говорил:
— Угощаю бесплатно и объясняю, что этот бар — для спортсменов и здесь не подают напитки для девочек. Даже дамы, которые заходят сюда, пьют неразбавленное виски, как чемпионы.
Когда Барт вошел в бар, Слиго заканчивал традиционный телефонный разговор со своей женой, девяностокилограммовой милашкой, которую он любовно называл «моя маленькая ирландская женушка».
— Помой ноги и ложись отдохнуть! — приказным тоном прорычал он в трубку.
Закончив разговор, Слиго повернулся к Хейдену.
— А, привет! Опаздываешь, протестантский босяк!
Только самых лучших своих друзей Слиго удостаивал такого к ним обращения. Среди его друзей фигурировал, кстати, католический епископ, которого Слиго безгранично обожал.
Слейшер налил полстакана ирландского виски, бросил в жидкость кусок льда, который взял прямо рукой сомнительной чистоты, и толкнул стакан по стойке в направлении Хейдена. Затем, помедлив секунду, налил себе полный стакан и сказал:
— Первый стаканчик за мой счет.
В противоположном от Хейдена конце стойки, обшитой красным деревом, сидели два завсегдатая бара: Марк Клаймитс, экс-полицейский, настолько худой и костистый, что его вполне можно было принять за больного туберкулезом, и Фриц Грехем, экс-журналист, отличавшийся огромным животом и лицом цвета креветок. Барт кивнул им головой в знак приветствия и положил на стойку купюру.
— Налей виски тем молодым людям, — попросил он Слиго.
Грехем сжал стакан с виски трясущимися руками и сделал большой глоток. Не выпуская стакана из рук, он подошел к Хейдену.
— Спасибо за поддержку, она пришлась как нельзя кстати. Вас интересует наша информация?
— Возможно, если она подкреплена доказательствами.
— У Клаймитса есть все необходимые факты.
Грехем объяснил, каким образом служащие морга нашли визитную карточку Вальдо на трупе Джеральдины Маклайн.
— Но тип, что ее прикончил и как в воду канул, вполне мог сам отпечатать такую карточку с помощью трафарета, который можно купить в любой канцелярской лавке.
Грехем допил виски и зашелся в безудержном кашле. Наконец ему удалось справиться с приступом, и он обрел дыхание.
— Такое положение дел не исключается, но полиция другого мнения. Они уверены, что горло Джеральдине перерезал Вальдо. Только молчат об этом.
— В таком случае мне хотелось бы знать, когда Клаймитс будет достаточно трезв, чтобы поделиться на этот счет своими мыслями, а вы достаточно трезвы, чтобы его мысли изложить на бумаге?
— Мы не пьяны, мы находимся в жесточайшей депрессии, — с пьяным апломбом заявил Грехем. — Нам бы еще по капельке спиртного, чтобы поднять…
Барт отрицательно покачал головой.
— Возможно, сейчас вы еще в состоянии отличить пишущую машинку от кофемолки, но печатать вы не сможете. Есть, правда, один выход: я оплачиваю вам турецкие бани. Это должно вас основательно взбодрить. Я пришлю вам прямо туда пишущую машинку и ангела-хранителя. Я снабжу ангела-хранителя бутылкой водки, чтобы поддерживать вас в форме. Кроме того, я заплачу каждому из вас по десять долларов, если вам удастся что-нибудь написать. Но вы получите вдвойне, если вашу информацию можно будет использовать.