До их глуши доходили слухи один другого страшнее. Иногда казалось, будто там, в большом мире, кто-то разрушил огромный муравейник – растоптал, поджёг и затопил, и увечные люди-мураши хлынули во все стороны. Волны докатывались и до леса, принося переломанных, обожженных, полузадушенных, со следами смертных пыток на телах и в сердцах. Отец никогда не впускал их в дом, но неизменно выносил хлеба и воды каждому, кто постучится. Взамен выслушивал истории, мрачнел ещё больше, закрывал дверь и долго потом молчал, не отвечал на Каськины назойливые вопросы. Но позже отходил и объяснял, кто да что, почти не смягчая кровавые подробности: «Тебе, девка, жить, так ты знай, как оно бывает». Выходило, что мир потихоньку сходил с ума, справедливости никакой не было, а люди друг другу стали не то что зверьми дикими – демонами. Зверь-то насытиться может, а демон не остановится, пока всё живое вокруг не изничтожит, и чем больше страданий, тем ему слаще.
Поэтому девочка не особо дивилась чудным бродягам, говорил же отец: времена теперь такие, многие в леса уходят – и больные, и дурные, и всякие, – да немногие спасаются. Этим повезло, значит, забежали в самую глушь и выжили. Может, и ей повезёт?
Каська приободрилась, да и мальчишка перестал трястись и только смотрел на её губы, произносящие слова, как на чудо какое. А она между тем болтала:
– Не боись, дурашка, не обижу. Я Каська, лесникова дочка… да что я с тобой, ты и слов простых не знаешь. Вот земля, – она хлопнула по тёплому приречному песку. – А там небо, – она ткнула вверх. – Вода, – зачерпнула горсть, – хочешь водички? – И плеснула ему прямо в потрясённую мордочку: – На!
Мальчишка неожиданно и звонко расхохотался, будто колоколец. Он всё смеялся и смеялся, показывая на бездонную синь над головой, и вроде даже попытался повторить:
– Да! Бо! – ну вроде как «вода, небо».
И Каська развеселилась вместе с ним: запрыгала, заскакала, да так, что голова закружилась. Она запуталась в буйной траве, повалилась на спину, всё ещё заливаясь:
– Упала, упала я. Бух!
Малой надул губы, так что слюни запузырились, силился повторить:
– Бу! Па-ла.
– Ай ты умник, – восхитилась Каська, – а ну-ка ещё! Во-да, не-бо.
Над речкой сновали голубые стрекозы, солнце улыбалось и гладило две русые головы. И всего-то ничего времени прошло, а мальчишка уже вовсю бормотал:
– Бух! У-па-ла, у-па-ла не-ба!
И однажды небо упало.