Они смеются, переплетая руки, и Костя говорит:
— Всё же лучше, если здесь найдётся амбар: как представлю, как много там набитых просом мешков, какой чудесный от них идёт запах… о, моя королева, обитель моей дежа вю! В юности я часто ночевал в таких заведениях на стогах сена, так как на более респектабельные заведения у меня никогда не хватало денег.
Костя греет меня лучами вселенского спокойствия:
— Мы с Луизой немного пройдёмся. Посиди здесь, выпей содовой и пообщайся пока с поварятами.
— А как же принцесса? — спросил я, чувствуя, как начинает щипать кончики ушей.
— Это и есть моя принцесса.
Они растворились, словно привидения, сотканные из прядей пара и вкусных запахов. Братья сразу же бросили работу чтобы разглядеть меня, и я получил возможность разглядеть наконец их.
У обоих тонкие черты лица с плотно прижатыми к голове ушами, такими округлыми, будто их очертания проводили по циркулю, вздёрнутые носы с шелушащейся кожей на их кончиках. Две пары карих глаз протыкали меня из-под по-женски пушистых ресниц стрелами дерзости. У старшего взгляд граничил с задиристостью, и я решил про себя, что с ним стоит быть поосторожнее.
— Ты из цирка, что ли? — спросил Вилле, и я кивнул.
Спросил в свою очередь:
— А вы чего ночью работаете?
— Хозяин изволят почивать. У него восемь друзей с охоты. Все эти панове толстые и любят покушать. Они будут на завтрак похлёбку из грибов и отварного картофеля, — мрачно говорит Вилле. — А потом будут рульку. Но ею занимается сама Луиза.
— Поэтому и не спим, — подхватывает Соя.
— Отоспимся днём.
— Не спать ночью — это классно, — поделился со мной младший.
В его голосе, подобно кошке по голубятне, крался едва заметный акцент. Он окончательно меня запутал.
— Вы тоже из Франции? Вы не похожи на пани Луизу.
Вилле насупился.
— А почему мы должны быть похожи?
Я растерялся. Скомкано пожал плечами, глядя, как зрачки Вилле приобретают грозовой оттенок.
— Мы не из Франции, — бросился спасать положение Соя. — Мы финны. И Луиза — не наша мама. Мы просто помогаем ей готовить.
— Ваши родители тоже здесь живут?
Братья переглянулись.
— У нас нет родителей, — ответил старший. — Мама умерла. А папа спился в своей лачуге, когда Сое был годик. И что с того?
Я заставил себя улыбнуться.
— А я из приюта.
Сколько себя помню, различные авантюры не переводились у меня в карманах никогда, как шелуха от орехов и крошки печенья у других ребят. Но вот любые конфликты сразу разбирали всю мою удалую прыть по крошкам, словно стая воробьёв корку хлеба. Я очень старался не быть трусом, не пасовать перед старшими ребятами, и это как-то получалось. Должно быть, в силу природной изворотливости или просто благодаря везучести, но я так ни разу по-настоящему не дрался.
— Да ладно.
— Точно. Из Пинзовца.
Вилле остывает. Если присмотреться, думаю я, можно увидеть, как из уголков его рта выходит пар.
— И как же ты оказался со всеми этими бродягами?
— Они не бродяги. Они очень добрые люди, хоть и несколько странные. Разрешили мне поехать с ними. Я уже даже немножко умею жонглировать…
Как ни старался Вилле удержать на лице пренебрежительную гримасу, я углядел там интерес.
Да что там интерес — попытки смочить тигриные клыки в апельсиновом соке, чтобы скрыть хищную натуру, и то были бы успешнее. Пожалуй, этот мальчишка даже больше подошёл бы на моё место юнги у Акселя. Внутри заворочался, как сонный крот в своей норе, стыд — этот Вилле, может быть, по-настоящему желает приключений, я имею ввиду готов расстаться с сытой городской жизнью на сваях вороха вещей, любимых игрушек и людей, которых знаешь чуть ли не с рождения. Я же ищу нечто, о чём не хочу лишний раз напоминать даже себе.
Нечто, что стоило угнанного велосипеда, ночных бдений, отчаянного моего броска под колёса повозки этих артистов. Ну, почти что броска.
Соя выглядывает из-за плеча брата.
— Братец, пусть он нам расскажет про цирк. Расскажи нам про цирк!
Я налил себе ещё содовой и, комкая слова, будто салфетки во вчерашнем (или сегодняшнем — кто его разберёт?) чердачном кафе, поведал им свою историю. Рассказал про Акселя, про Мышика, в которым начал открываться талант настоящего циркового пса, не то, что у меня, немного затронул остальных членов труппы. Выяснил, что Костя заходил сюда и раньше, последний раз — полгода назад, и Луиза, задумавшись о нём, часто пересыпает в хозяйский кофе корицы, и потом долго, с достоинством извиняется.