Анна хлопнула меня по плечу, мужчина, что спал в фургоне с тигром, весело подмигнул. Марина хмыкнула и принялась что-то рисовать на пыльном стекле.
Аксель тем временем представлял труппу. Уже знакомого мне мужчину звали Костей. Полноватого и загорелого мужчину, единственного, с кем я не успел ещё познакомиться, звали Джагит. Он обладал овальным и похожим по форме на яйцо лицом, на котором застыло выражение, сравнимое с угрюмыми горами и отрешёнными подземными озёрами. Из-под тюрбана выбиваются жидкие седые волосы, на подбородке аккуратная козлиная бородка. На вчерашнем выступлении Джагит (с абсолютно таким же выражением лица!) заклинал при помощи дудочки настоящую кобру и давал зрителям подержать за хвост удава. Мне он не очень понравился.
В автобусе обнаружились ещё и цирковые кошки — одна белая с голубоватыми кляксами, другая чернее ночи. Мышика они высокомерно проигнорировали, впрочем, наш пёс никогда не был охоч до кошек. Особенно до тех, которые не стремятся дать от него стрекоча.
Аксель два раза хлопнул в ладоши.
— Всё, отдать швартовы! Отчаливаем!
Я остался предоставлен самому себе. Мышик крутился под ногами, радостно взвизгивая. Меня совершенно не удивляло то, как легко он оставил родную конуру и каждодневную кость из столовой. Засиделся, бедняга, на одном месте, хочется размять лапы, посмотреть, как живут собаки воон за тем лесом и на каком языке они лают… А вот в моей голове роились тяжёлые мысли.
Я подёргал за рукав Акселя.
— Мне нужно вернуть велосипед.
Аксель посмотрел на меня, как будто в первый раз увидел.
— Какой велосипед? Возьми ты его с собой, место есть. Мы не будем тебя ждать, Шелест.
Но я помотал головой.
— Я быстро! Я вас догоню!
Секунду спустя я уже налегал на педали, в последний момент избегая встреч со стволами деревьев и уворачиваясь от веток.
Приют ещё спал. Шкатулка со снами, где я беспечно прожил четырнадцать лет, самозабвенно наблюдая цветные картинки в волшебном шаре телевизора. Я впервые понял, как хорошо бодрствовать, когда остальные спят, сидеть на крышке этой шкатулки, свесив ноги и вдыхая пахнущее мокрой листвой утро.
Велосипед остался лежать в сарае не пристёгнутый, заднее колесо ещё вращалось, а я уже был за забором, пытаясь поспеть по палой листве за собственным сердцем.
Корабль на самом деле не стал ждать юнгу, но двигался медленно, обтекая следом за щербатой дорогой дома и ныряя в арки. Я вскочил на подножку автобуса, чуть не слетел, когда автомобиль подпрыгнул на кочке, но был подхвачен смехом и тёплыми руками рыжеволосой Анны.
Костя за рулём насвистывал какую-то мелодию, Аксель улыбнулся мне уголком рта и снова задремал в сидении. Даже воздух вокруг него стал каким-то дремучим. Я вспомнил, что сам провёл бессонную, хотя и полную впечатлений ночь. За автобусом осторожно направляла лошадь Марина. На козлах последнего фургона сидел Джагит.
За окном проплывали окраины города, в котором я прожил всю свою сознательную жизнь. Даже не в нём, а так, на окраине, где-то на отшибе городской жизни, так что подружиться мы так и не успели. Махали рукой при встрече, но и только. Наверное, поэтому я встречал и провожал пейзажи за окном легко, как случайных знакомых, как нужных лишь для массы третьестепенных персонажей в книжках и фильмах. Проехали пустынную рыночную площадь, по которой гоняет бумажки ветер. Поросшие туманом и диким виноградом дома в два или в три этажа разлетаются к окраине на лоскуты огородов, на водонапорные башни и амбары…
Провожаемый петухами, бродячий цирк громыхал прямо в восходящее солнце.
Глава 2
О том, как нас встретил Краков, про выступление Бориса, про то, как я старался везде успевать, а ещё про волшебника и его башню
Утром следующего дня мы въехали в Краков. Наш караван показался мне дождевой каплей, попавшей в ручей… если не в реку. Вокруг, куда ни глянь, люди. Нельзя сказать, что Первый мой Большой Город произвёл какое-то особенное впечатление — просто я его именно таким и представлял, и знал, чего ожидать. Зато Мышик был потрясён до глубины своей собачьей души — столько людей в одном месте он видел в первый раз.
Аксель даже и ухом не повёл, когда сонный пригород с козьим блеяньем и изрыгающими едкий дым деревенскими грузовичками сменился узкими улочками города, так и продолжил сопеть под одеялом на своём сидении. Я же не сомкнул глаз всё утро, да и мои спутники заметно приободрились. Костя блаженно жмурился и курил. Анна, сменившая на козлах фургона Марину, здоровалась и перекидывалась словами с торговцами, спешащими мимо артистами, просто прохожими и гостями фестиваля. Марина в салоне автобуса сонно хлопала глазами и улыбалась. Я пожелал ей доброго утра и получил в ответ надменное: «Надеюсь, ты тоже выспался, ведь сутки предстоят не из лёгких, особенно для тебя…». Потом спросил у Кости: