Моё появление в магазине выглядело стремительным и нахальным, но меня это не волновало, поскольку тут было тепло и сухо!
Торговый зал освещался настолько слабо, что детали обстановки тонули в дождливой темноте комнаты. В голове пронеслась мысль: откуда же свет? Повернувшись обратно к двери, я увидела старый уличный фонарь.
— Раньше он был масленым, и освещал la rue de la Bievre*, — мягкий женский голос отвлёк меня и заставил обернуться. — Мой муж его переделал в электрический тридцать лет назад, и теперь он светит здесь.
Последняя фраза была произнесена совсем тихо, и мне показалось, что обладательница голоса всхлипнула.
В паре метров от меня одновременно зажглись торшер и два настольных светильника, разгоняя сумрак. Навстречу вышла женщина лет шестидесяти, среднего роста, немного полноватая. На тёмном строгом платье между округлыми отлетами отложного воротничка белела камея.
— Добрый вечер, — мой голос прозвучал слишком громко для этого места, продолжила я чуть тише: — На улице дождь, разрешите переждать здесь?
— Конечно-конечно, проходите. Хотите чаю? — приветливо ответила хозяйка заведения.
Я кивнула мокрой головой. Неужели в наше время ещё остались такие радушные люди?
В помещении было тепло. Я безбоязненно стянула с себя насквозь промокшую парку и огляделась с намерением куда-нибудь её пристроить.
— Давайте сюда, — женщина протянула правую руку, в другой она держала деревянные лакированные плечики.
Я отдала ей одежду, отметив какие длинные, ухоженные пальцы у незнакомки.
Вешалка с паркой нашла приют на одном из крючков стойки возле входа. Там же стояла подставка для зонтов.
— Присаживайтесь сюда, здесь вам будет удобно, — заботливая хозяйка указала на большое тёмно-бордовое кожаное кресло. На фоне общего полумрака оно просто сияло в ореоле света, что давал торшер, стоящий рядом с ним.
— Меня зовут Рада, — я решила представиться перовой.
— Елизавета Петровна, — откликнулась женщина, протягивая руку в приветственном жесте.
Я легонько сжала тёплые пальцы, и мы обменялись улыбками, завершая церемонию знакомства.
Через пару минут Елизавета Петровна вернулась с двумя чайными парами и большим чайником белого фарфора. Она поставила поднос на столик рядом с моим креслом и разлила по чашам ароматный напиток насыщенного вишнёвого цвета.
— Согревайтесь, Рада, — сказала хозяйка, одарив меня ещё одной улыбкой.
Поблагодарив за предложение, я сделала первый глоток и прикрыла глаза от удовольствия. Горячая жидкость согревала изнутри. Я не заметила, как глоток за глотком опустошила чашку наполовину.
Внезапно повеяло теплом. Я открыла глаза: хозяйка, в очередной раз проявив заботу, разжигала камин. Закончив с этим делом, она присоединилась ко мне.
Елизавета Петровна пила чай, держа чашку и блюдце так непринуждённо и элегантно, что мне сделалось не по себе. В попытке скрыть неловкость, вызванную молчанием и проявлением столь непривычного в наши дни аристократизма, я стала оглядываться по сторонам.
Видно было не много, но по обстановке стало понятно: я всё-таки попала туда, куда планировала, распивая утренний кофе. Губы расползлись в улыбке, смущение отступило. Я взглянула на Елизавету Петровну. Она тоже улыбалась.
— Это ведь антикварная лавка? — спросила я.
— Да, верно. Мы называемся «Бродячий Пёс», — женщина подтвердила догадку и поставила свою пару на поднос. — Давайте-ка я подолью вам чаю!
Я кивнула и потянулась за добавкой, которая не заставила себя ждать.
— Скажите, пожалуйста, у вас есть открытки? Дореволюционные?
— Конечно! Я сейчас принесу альбом, — ответила Елизавета Петровна, вставая.
Подол её платья зашелестел. Мне почудилось что-то загадочное в этом звуке. Эффект усиливал тот факт, что выйдя из пятна света, женщина буквально растворилась в сумраке комнаты.
Я совсем разомлела от тепла и позволила себе откинуться на спинку кресла. Прикрыв глаза, наглаживала кончиками пальцев тёплую, гладкую кожу подлокотников. В тот момент казалось, что не может быть ничего приятнее!