— Мне было бы спокойнее, если бы наш гость обошелся без маски, — проворчал Клиомен.
— Но ты должен понимать, что сохранение его инкогнито в наших общих интересах, — терпеливо объяснял Поликрат. — Даже здесь, в нашей цитадели, может найтись предатель, который, узнав нашего гостя, выдаст его за вознаграждение. Более того, любая ничтожная рабыня способна запомнить его черты, а кто поручится, что она, будучи проданной, не попадет в руки тех, кому вовсе не следует знать о посещении друга?
Клиомен угрюмо кивнул и снова припал к чаше с вином.
— Неужели у вас даже рабыни знают, что я гонец Рагнара Воскджара? — спросил я.
— Конечно знают, — сказал Поликрат. — Этот праздник был устроен специально в честь твоего прибытия. Но даже если бы об этом не объявлялось открыто, трудно скрыть что-то от кухонь и чуланов. Маленькие сучки, сколько ни сажай их на цепь, любопытны и любят посплетничать. С этим ничего не поделаешь.
Я улыбнулся, признавая его правоту.
— Мяса, господин? — спросила девушка, опустившись передо мной на колени с полным подносом жареного мяса боска, нарезанного кубиками и нанизанного на палочки.
Взяв несколько палочек, я окунул одну из них в соус и присмотрелся к склонившей голову девушке. Волосы ее были коротко обрезаны, вероятно в качестве наказания, и, предлагая мясо мужчинам, эта нагая рабыня, по существу, предлагала им себя.
Пожалуй, даже в первую очередь себя, а потом уж горячее лакомство. Это вполне соответствует горианским обычаям, и такого рода вопрос, обращенный к мужчине, обычно трактуется шире, нежели простой интерес к его кулинарным пристрастиям. Точно так же понимается и другой, весьма распространенный в тавернах и пиршественных залах Гора вопрос: «Вина, господин?».
— Ты действительно считаешь, — спросил Поликрат, — что флот Рагнара Воскджара, полностью оснащенный и подготовленный, может прибыть сюда через двадцать дней?
— Не предвижу особых затруднений, — заверил его я.
— Хорошо.
Я огляделся по сторонам, рассматривая рабынь, двигавшихся между столиками. Некоторые из них носили на теле по пять стальных обручей: узкий стальной ошейник и такие же браслеты на запястьях и лодыжках. Эти обручи предоставляют богатые возможности желающему связать рабыню тем или иным способом, каковых на Горе существует великое множество. Для этого требуется лишь шнур да умение. Того и другого мужчинам Гора не занимать. Разумеется, девушек связывают по-разному, в зависимости от поставленной цели, но в основном различают три типа уз: «узы удержания», «узы наказания» и «узы наслаждения». К последним относятся особые, наиболее изысканные и изощренные способы связывания.
— Винограда, господин? — произнес нежный женский голос рядом со мной, и я, оглянувшись, узнал ту самую свободную женщину из Виктории, которую на моих глазах вывели из толпы и раздели донага, после чего она сама завязала свои волосы узлом покорности.
— Господин? — вновь спросила она почтительно и покорно.
За время пленения эта женщина буквально преобразилась: красота осталась при ней, но привлекательность ее значительно усилилась. Мне захотелось немедленно заключить ее в объятия. Женщина предложила мне поднос с виноградом «та», причем каждая виноградина была очищена от кожицы. Я улыбнулся: надо полагать, она чистила виноград собственноручно. Рабыням нередко дают такого рода трудоемкие задания.
Я окинул взглядом ей стройную фигурку, едва прикрытую полосками желтого шелка.
— Вижу, она тебе нравится, — сказал Поликрат. — Если хочешь, забери ее на ночь в свои покои.
— Подумаю, — ответил я, пожав плечами.
На площадке перед нами продолжался танец с плетью.
— Фруктов, господин? — тихонько проговорила другая девушка, опускаясь передо мной на колени.
Голос ее звучал испуганно, голова была опущена. Когда я повернулся к ней, она задрожала и не подняла головы.
— Робеет, — со смехом сказал Поликрат. — Наверное, знает, что ты гонец Рагнара Воскджара и боится тебя. А заодно и меня с Клиоменом, ведь из всех, кто находится сейчас в зале, мы занимаем самое высокое положение.
Я снова улыбнулся. Разумеется, любая рабыня будет испытывать робость в присутствии людей, властных над ее жизнью и смертью.
В руках девушка держала поднос со спелыми сочными фруктами. Одежда ее, как, впрочем, и остальных служанок, отражала представление хозяина о том, что надлежит носить рабыне: узкие полоски шелка ничуть не скрывали ее женских прелестей, но, напротив, привлекали к ним внимание. Так, шелковая лента, повязанная под грудь, приподнимала ее, распаляя мужскую похоть.
Впрочем, все же это была одежда; предшественница этой девушки прислуживала за столом совершенно нагой.
— Это новая рабыня, — сказал Поликрат, — мы даже еще не успели толком приучить ее к ошейнику.
Ее темные, довольно длинные волосы повязывались плетеным желтым шнуром, достаточно прочным, чтобы при случае им можно было бы связать рабыню. Если бы волосы распустились, они бы темной волной упали до ее ягодиц.
— Хороша, не так ли? — спросил Поликрат.
Взяв девушку пальцами за подбородок, я поднял ее голову, и нежные испуганные карие глаза рабыни встретились с моими. Их выражение заинтересовало меня. Я не раз видел его раньше в глазах рабыни, встретившейся взглядом со своим господином. Правда, эта рабыня попыталась отвести глаза в сторону и даже отвернуться, хотя я и удерживал ее подбородок. Меня она явно не узнавала.
— Она боится, что ты захочешь ее, и, думаю, одновременно желает этого, — заметил Поликрат.
Девушка задрожала.
Я отпустил ее подбородок, и она опустила голову.
Поликрат осмотрел ее с ног до головы.
— Эй, маленькая шлюха, ты зачем подошла к нашему столу?
Девушка подняла голову и робко протянула мне поднос с горианскими персиками и сливами. Взгляд ее вновь встретился с моим, и она, покраснев, потупилась. Мне стало ясно, для чего служит шелковая лента, так волнующе приподнимающая ее нежную округлую грудь. Жест, которым были предложены фрукты, безошибочно указывал на то, что она с покорным ожиданием предлагает мне и свою красоту.
Приняв один из персиков, я вгрызся в него, одновременно обшаривая девушку взглядом. Рабыня дрожала.
— Можешь идти, — сказал ей Поликрат.
— Повинуюсь, господин, — испуганным голосом отозвалась она и, легко поднявшись, поспешила покорно служить другим господам.
Проводив ее взглядом, я пришел к выводу, что из мисс Беверли Хендерсон получилась прелестная рабыня.
Танец с плетью теперь приближался к своей кульминации.
— Соблазнительная малышка, — сказал я, глядя вслед мисс Хендерсон. — Как ты ее называешь?
— Беверли, — ответил Поликрат.
— Ты жестокий хозяин, раз велел ей носить земное имя, — с усмешкой заметил я.
— Так ведь она с Земли, — ухмыльнулся он в ответ.
— Вот оно что!
— Тебе нравятся земные девушки?
— Еще как, — сказал я.
— Эта пока не вышколена, но со временем из нее выйдет превосходная рабыня.
— Ты думаешь, она рождена для этого? — спросил я.
— Вне всякого сомнения. Я имел в виду лишь то, что пока она еще не полностью приучена к ошейнику.
— Понятно.
— Клиомен подцепил ее в «Пиратской цепи», таверне Хиброна, что в Виктории. Она, дурочка, думала, что он видит в ней свободную женщину, и в разговоре назвала свое земное имя — Беверли. Ну а Клиомен, с самого начала видевший в ней будущую рабыню, решил, что для рабской клички это словечко подходит как нельзя лучше. Так мы ее и зовем.
— Ясно.
— Она вроде бы и вправду была свободной женщиной, но сама изо всех сил напрашивалась на ошейник. Малый по имени Джейсон пытался увести ее из таверны, но эта дурочка не только отказалась от его помощи, но и всячески издевалась над ним. Кстати, ты и ростом и статью действительно напоминаешь этого парня.
— Неужели?