Вик потянул носом и понял, что в котле была та же самая каша, которой их кормили на «Дурном ветре», но на этот раз в нее, похоже, были добавлены кусочки яблок. Ни мисок, ни ложек им так и не дали, так что двеллерам пришлось брать густую кашу руками. Потом в загон опустили котел с тепловатой водой и одним-единственным черпаком.
Вик разбудил Харрана — тот проспал прибытие завтрака. Потом Вик нашел глазами Миннигера. Тот лежал на земле в той же позе, в которой уснул вчера. Вика пробрала нервная дрожь. Потом он все-таки медленно поднялся на ноги. В голове у него гудело, лицо со стороны продырявленного меткой уха горело. Не обращая на это внимания, Вик побрел к Миннигеру. Он опустился на колени рядом со стариком, подавив стон боли — после вчерашнего подъема по лестницам его колени отказывались сгибаться. Вик тронул старика за плечо и слегка потряс его.
— Миннигер! — позвал он и тут заметил, как застыла рука старика. О нет! Он перевернул Миннигера на спину, и тот уставился в голубое утреннее небо невидящими глазами.
Вик чуть не закричал, когда понял, что случилось, глаза наполнились слезами — от печали и одновременно от осознания безнадежности своего положения.
— Вик? — окликнул его Харран, подходя ближе. — В чем дело? Что случилось?
— Миннигер, — прошептал Вик. — Он умер.
Харран опустился на колени рядом с Виком и посмотрел на старика.
— Он умер во сне, Вик. Это спокойная смерть, и здесь любой бы от такой не отказался.
— Я знаю, — ответил Вик. — Но он не хотел умирать. Он хотел вернуться к семье и делать лучшее вино из ягод разалистин.
Двеллеры по соседству пугливо попятились от покойника. Это опечалило Вика. В Рассветных Пустошах смерти не боялись. Никто не хотел умирать, конечно, но старикам и больным давали спокойно скончаться в своих постелях, в окружении людей, которые их любили. Друзья и родные разговаривали с умирающими даже тогда, когда те уже не могли отвечать.
Вик взял Миннигера за руку, вспоминая, как они с отцом держали деда за руку, пока того не оставили силы. Библиотекарь сжал холодную руку винодела, стараясь сморгнуть с глаз слезы. Он представил себе, каково было бы посидеть с Миннигером за столом, слушая истории, которых у того много накопилось за долгую жизнь, — и о разных событиях, и о встреченных им людях. Даже за то короткое время, что он знал Миннигера, Вик успел понять, как много ушло с его смертью.
— Если бы я знал… — прошептал он. — Клянусь, если бы я догадался, ты бы не умер в одиночестве на холодной земле, окруженный врагами…
— Вик, — тихо позвал Харран.
Вик покачал головой, запоминая лицо старика. Сегодня, когда все уснут, он нарисует в дневнике портрет Миннигера. Он молча обещал старику, что не забудет его. Если он вообще переживет все это, то узнает о Миннигере побольше и напомнит миру о жизни и о значении винодела.
Обещание это казалось сухим и пустым, но больше Вик ничего не мог дать Миннигеру. Резкий ветер, взлетевший на склон горы из гавани внизу, обжег его мокрые щеки ледяным холодом.
— Вик, — снова повторил Харран. — Ты ничем ему не поможешь.
Вик кивнул, не в силах ответить из-за кома в горле. Он поднял голову и посмотрел на остальных рабов. Большинство только прятались по углам да бросали на него косые взгляды.
Харран потянул его за рукав.
— Отойди от него. Ничего хорошего ты так не добьешься.
Вик посмотрел на Харрана.
— Неужели ты не понимаешь? — Голос у него сорвался.
— Старик умер. Что тут еще понимать?
— Это ждет нас всех, — сказал Вик, — если мы остаемся здесь.
Харран уставился на него.
Чувство вины чуть было не заставило Вика промолчать, но гнев и страх все-таки побудили его высказаться:
— Мы не можем здесь оставаться.
Харран дернул губами, будто пытаясь придумать, что ему ответить.
Сверху на них упала тень, и громкий голос поинтересовался:
— А что это вы там делаете, половинчики?
Вик заставил себя выпрямиться, хотя его ноги дрожали. Он вытер лицо, не стыдясь своих слез, но зная, что гоблины расценят их как проявление слабости.
— Этот старик умер.
Гоблин вцепился пальцами в сетку, наклонился и подозрительно посмотрел вниз.
— Он болел?
— Нет! — яростно ответил Вик. — Он просто был очень старый, а с ним плохо обращались. Его убил подъем в горы.
— Жаль, — сказал гоблин, покачав головой. — Какой-то капитан недосчитается пары серебряных монет.
Пары серебряных монет? Вика затрясло от гнева. Он пытался найти слова, чтобы выразить охватившую его боль и ярость, но при всем его образовании не нашел, что сказать. Никакие слова не заставят гоблинов пожалеть о смерти старого двеллера, который не сумел стать полезным рабом.
— Давай-давай, сжимай кулаки, — сказал охранник. — Очень ты порадуешь какого-нибудь надсмотрщика в шахтах. — Он зловеще ухмыльнулся. — Они, знаешь ли, не любят, когда рабы все время ведут себя как положено. Я и сам не прочь бы сегодня дать тебе попробовать кнута, только тебя продадут скоро, и я не хочу платить за твою порванную шкуру. Но скоро твоя желчь все равно выплеснется наружу, и вот тогда-то ты и поплатишься.
Несмотря на весь свой гнев, Вик похолодел от угрозы гоблина. Чтобы выжить, надо было оставаться неприметным. Иначе он ничего не добьется. Но с другой стороны, каковы вообще были его шансы? Он опустил глаза. Согласно «Правилам агрессивного столкновения» Эстеффа, это было первым шагом при враждебном столкновении, которое могло закончиться только провалом. Или смертью, с горечью подумал Вик. Он стоял, ощущая все, что у него болело. Тень гоблина на земле внезапно шевельнулась, и Вик замер, ожидая удара.