Да, псина, я тоже не особо рад этому. У меня так-то другие планы были на новогоднюю ночь. В особенности, касательно твоей хозяйки.
— Ты бы в спальню его отнес, — слышу позади и, кажется, из ушей начинает валить пар.
— В спальне мы с тобой будем спать!
— Не мечтай даже! Будешь на полу или с ним на диване! — посмотрите-ка, ожила Моська.
— За стол иди, Надя! — рявкаю через плечо и бросаю лоха на скрипучий диван.
Зашибись, мента, как красну девицу на руках таскаю.
— Сколько тебе лет, Надь? — рассматриваю ее хрупкую фигурку и ловлю себя на мысли, что не прочь бы и пощупать ее.
— Неприлично спрашивать у женщины…
— Да, я знаю. Так сколько? — настаиваю и ей это, похоже, не очень нравится.
Стесняется что ли?
Дуреха.
— Тридцать недавно стукнуло, — говорит так обреченно, что меня смех разбирает.
— Разве это много? Я вот не знаю, сколько мне лет, но думаю, что намного старше.
— Ты мужчина. Вы и в сорок, и в пятьдесят еще по бабам бегаете. А для женщины тридцать — уже старая, — какую же чушь она городит.
— А по-моему, самое оно. Моська, а ты чего не в платье? — только сейчас замечаю, что Надя в джинсах и слегка потасканной футболке.
Насколько я знаю женщин, а мне кажется, я их знаю, для них любой праздник превращается в ритуал с охами-ахами у зеркала и причитаниями «надеть нечего».
Опять же, откуда я это знаю? Так легко рассуждаю о бабах, что, кажется, должен помнить хотя бы одну… Но нет. Пустота в башке.
Наденька еще эта… Странная.
— Этот мудак тебя так загнобил? — киваю в сторону гостиной, где валяется тело ее бывшего и в который раз задаюсь вопросом — какого хрена я его не выкинул?!
Ладно, в конце концов, может этот мусор поможет мне узнать кто я вообще. Если сидел, а думаю, так оно и есть, то в ментовской базе должна быть моя харя.
— Давай не будем сейчас о нем, — накладывает мне на тарелку салат и этот жест охренеть как нравится.
Смотрю на большие часы на стене и вскакиваю, как ошпаренный.
— Шампанское где?!
Наденька, ахнув, несется к холодильнику, а я расплываюсь в счастливой улыбке. Возникает навязчивое ощущение, что все именно так и должно быть. Правильно это все. За исключением, конечно, мента на диване.
Под бой курантов откупориваю «шампунь» и разливаю по бокалам.
— С Новым годом… Леша, — Наденька поднимает свой бокал и смущенно улыбается.
— С Новым годом, Моська! — притягиваю ее к себе и впиваюсь своими губами в ее.
Какие же охуительно сладкие у нее губы! Да я в жизни ничего слаще не пробовал! Хотя откуда мне знать…
Надя не сопротивляется, но и не отвечает. В шоке маленькая. Ну ничего, это временно. Скоро закричишь подо мной, Моська.
Никогда бы не подумала, что мужчина, страдающий амнезией может быть интересным собеседником, но Леша меня удивил. В основном, конечно, болтала я, что, в принципе, на меня не похоже. Даже со своей единственной подругой я никогда особо не откровенничала.
Не могу точно сказать, алкоголь ли мне язык развязал или, быть может, это Алексей такой располагающий, но выложила я ему всю свою жизнь, начиная с памятных отрывков со школьной скамьи и заканчивая днем нашего знакомства, без любого стеснения.
Рассказала и о том, как в девятом классе лучшая подруга увела у меня первого парня. И о том, как на свое восемнадцатилетие напилась вина и всю ночь мама держала мои волосы, пока я обнималась с унитазом. И о своей «веселой» работе в такси… Да проще перечислить то немногое, чего я не растрепала.
Даже поведала о том, как предал муж…
Вернее, он изменял мне на протяжении всей семейной жизни, начав еще со свадьбы, когда в туалете ЗАГСа трахнул свидетельницу. Жаль, что узнала я об этом уже через несколько лет.
Странно, конечно, раскрывать такие интимные подробности своей жизни незнакомцу, которому, по сути, и дела до моего трепа нет. Но уж очень хотелось излить наболевшее хоть кому-нибудь.
Тем более, что уже завтра он об этом и не вспомнит.
Я даже не заметила, как наступило утро, а бутылка вина опустела.
Леша пил мало, что мне безумно понравилось. Если сравнить его и моего бывшего, мирно похрапывающего на диване, то можно предположить, что они с разных планет.
Володя в Новый год обычно нажирался так, что до постели тащила его волоком. На мои претензии по поводу чрезмерного употребления алкоголя, лишь пожимал плечами и говорил: «А что еще делать с тобой? Не медовый же месяц!».