Мышь словно прочёл его мысли. Парень только приподнялся с поперечины, когда хвостатый охранник, тонко заверещав, бросился к нему. Тритор прикрыл лицо ладонями. Мышь прыгнул. Вцепился коготками в его безрукавку, вскарабкался по ней на плечо и там замер. Весь сжавшись, Тритор тоже замер. Всё произошло так быстро... ненормальность!.. что им овладела полнейшая растерянность. Он едва сдержался, чтобы не обмочиться.
Не сразу он осмелился опустить ладони и скосить глаза вбок.
Мохнатое создание восседало на плече. Внимательно гладя на него. Глядя на него. Держась коготками, что пропороли ткань, и покалывание от которых Тритор ощущал кожей. Тварь дожидалась, когда он перестанет трястись. Двух мнений тут быть не могло.
Взирая вытатащенными глазами, он медленно сжал окровавленный кулак. Мышь оскалил сахарные зубки в "улыбке"... Тритор столь же медленно опустил руку.
Мышь дёрнул мордой. Потом ещё раз. Тритор подумал, что сходит с ума. Хвостатая бестия придвинулась ближе к его уху. Слабенькое дыхание коснулось вывернутой, жутко напряжённой шеи. Мышь вновь дёрнул мордой. Будто чего-то добиваясь, на что-то указывая.
Тритор проследил за кивком. Зверёк указывал на мешок бродяги.
Он вернулся взглядом к своему плечу. Мышь "ухмылялся". Слазить и отдалять зубы от человеческого уха он был не намерен. Кивок на мешок повторился.
Страшась малейшего неуклюжего движения в раскачивающейся лодке, Тритор приблизился к мешку. Осторожно стянул обратно тесёмки, так и не узнав, что лежит внутри. Мышь оставался спокоен. Значит, всё делалось правильно.
Парень слабо хихикнул, скорее пискнул. Если намёк был понят верно, то избавиться от своего спутника он мог лишь при одном условии. И Тритор собирался его выполнить. Лишиться уха, а тем более глаза, никого не прельщало.
Когда Брин возвратился в конюшню, Георг закончил вычищать стойла, в том числе и те, что были заняты, переведя из них лошадей в свободные. Он снёс старую солому в кучу за конюшней и теперь догребал мусор из прохода.
- Я не-не нашёл его, - признался мальчик. В глазах, как и в горле у него стояли слёзы. - У-убежал куда-то... ворюга!
Бродяга подошёл и потрепал его по волосам.
- Всё образумится, - пообещал он. - Твой брат одумается и вернёт взятое.
Брин в этом сомневался, но спорить сил у него не было.
- Помоги лучше мне заложить в ясли сено, - сказал Георг.
Мальчик утёр нос. За работой в самом деле было проще. Нет, не забыть, но как-то смериться с ужасной несправедливостью, случившейся по его вине.
Ничего! Когда Тритор придёт домой, он заставит его вернуть украденное. Пока Брин не знал как именно, но заставит. Он поклялся себе в том.
Нынче лошади в конюшне при таверне "Сивый мерин", что на городской выселке, пребывали в чистоте и даже сытости, чего здесь не случалось давненько. Таская вилами охапки сена с сеновала, Георг неизменно гладил спутанные гривы, получая в ответ благодарственные тычки сопящими носами, глубокие влажные глаза лошадей лучились теплом. Такие же знаки признательности доставались и мальчику.
Время проходило незаметно. Брин не смог бы сказать, сколько уже минуло с обеда. Почти никакой слабости после болезни и безрезультатных поисков брата он не испытывал. А в то, что они познакомились с Георгом только этим утром, не верилось вовсе. Казалось, они знают друг друга уже многие годы. Сейчас бродяга почти не разговаривал с ним, но установившаяся в конюшне тишина, полная молчаливого покоя, была приятна.
Появление плюгавого мужичка в телогрейке и сбитой на затылок шапке, пришедшего за кобылой в серых яблоках, немного оживило их.
А затем мирный покой был нарушен окончательно и бесповоротно.
Причиной тому послужили донёсшиеся со двора возгласы. Вначале Брин подумал, что возвращается брат, и злоба колыхнулась в нём с новой силой. Но Тритору незачем было так орать, да и не его это голос. Хриплые вопли приблизились, стали разборчивее.
- Кто это так голосит? - спросил Георг.
- Сейчас увидишь. - Брин уже понял, кто являлся источником криков. Была б его воля, он пожелал бы никогда в жизни не слышать этого противного голоса.
Бродяга отряхнул рубаху от повисшей на ней соломы и посмотрел на ворота. Горлопан явно направлялся в конюшню. Брин встал рядом, с угрюмым выражением.
Ждать им пришлось недолго. Полуприкрытые створки распахнулись во всю ширь от резкого рывка. В них прошёл невысокий крепко сбитый, но уже подоплывший от годов и в большей степени от выпитого пива "сеньор". Непокрытую голову его украшали залысины, а кожаную куртку нашитые на неё железные бляхи. Он тянул за уздцы оседланного жеребца, одновременно грозя кому-то во дворе свободной рукой и продолжая при этом надрывать горло:
- ...чтоб я тебя здесь больше не видел! В следующий раз получишь уже в рыло! ЧТО?! НУ, ПОВТОРИ!.. Пошёл отсюда, я сказал!
Конь упирался, мужик шлёпнул его ладонью. Не прекращая сыпать проклятьями, поволок в стойло. В ворота мимо них протиснулся Дик, нагулявшийся на свежем воздухе и теперь возвращавшийся на своё обычное место лёжки.
- Шелудивая псина! - попытался пнуть его горлопан. Пёс отпрянул.
- ЭЙ! - Брин кинулся к воротам, готовый немедленно наброситься на обидчика.
Только сейчас тот обратил внимание, что в конюшне находится ещё кто-то.
Мальчик поманил к себе Дика и стал гладить его, волчонком косясь на мужика. Бродяга переместился поближе к ним. Внешне его поза оставалась непринуждённой, лишь губы сжались в прямую линию.