Буян узнал Брина. На небритом лице растянулась усмешка.
- Ба! Кто тут - мальчик-Брин и не один. Никак меня встречаете? Одобряю... Эй, косматый, возьми коня. И накорми, как следует. Я... пла... проверю потом. Смотри!
Мужик был навеселе. Оттого, очевидно, и проистекала его громогласность. Но Брин сказал бы, что это не так. Арбас вёл себя ничуть не лучше, будучи и трезв. Что случалось нечасто, ведь, в глотке у него постоянно горело, и этот огонь требовал, чтобы его заливали отнюдь не простой водой.
Георг не двинулся с места. Чуть скособочившись на больную ногу, он сложил руки на груди, показывая тем, что разговоры в таком тоне его не касаются. Брин шумно сопел рядом. Арбасу подобное к себе невнимание пришлось не по душе.
- Ты что, глухой?! - рявкнул он. - Я велел взять мою лошадь!
Бродяга не шелохнулся. Зато Брин уже не мог сдерживаться:
- Арбас, замолчал бы ты! Сам заведи свою конягу, мы тебе не прислуга.
Мужик аж поперхнулся. Бросив поводья, он сплюнул себе под ноги и двинулся к ним. Куртка и засаленная от долгого бессменного ношения рубаха закатаны на волосатых ручищах до локтей. Так, чтобы были видны мышцы предплечий. Равно как и сбитые костяшки пальцев.
Дик, чей загривок сжимал Брин, зарычал. Уголок слюнявых губ обнажил жёлтые сточенные клыки. Арбаса это не остановило - его сапоги при необходимости быстро покажут псине, с кем той лучше не связываться. И не ей одной!
- Ща чья-то рожа сделается ещё покоцаннее.
Он не сбавлял хода, пока до бродяги и укрывшегося за ним Брина не осталось всего несколько шагов. Сопляк был ему не нужен, а вот для его молчаливого дружка Арбас имел пару ласковых. Он рассчитывал, что незнакомец сдрейфит и бросится извиняться, или попросту сбежит. И то и то годилось.
Брин с Диком действительно попятились. Их приятель и бровью не повёл, всё так же стоя со сложенными на груди руками.
Арбас сделал ещё шаг. И остановился.
- Я... - В горле совсем пересохло. - Я...
"Сейчас бы выпить. - Мелькнула неуместная мысль. - Где-нибудь подальше отсюда".
Стоящий перед ним малый был вовсе не малый, как виделось поначалу. Вблизи незнакомец оказался выше ростом, и телом крепок, как заправский кузнец. Влажная от пота рубаха облепила могучие мышцы груди, а эти плечи могли запросто поднять гружёную телегу. Да он просто громила, каких свет не видывал! И его рост, не иначе как, увеличивался тем больше, чем дольше на него глядеть. Арбасу даже пришлось задрать подбородок, чтобы видеть неподвижные льдистые глаза и непроницаемое, словно выточенное из куска гранита лицо. Это лицо было сурово.
- Я...
Мальчишка что-то спросил. Бродяга ответил, не оборачиваясь и едва разжимая губы. Арбас не разобрал слов, хотя был совсем рядом. Громила между тем сам подошёл к нему. Медленно протянул руку, взял его, пребывающего в каком-то оглушённом ступоре, за шкирку. Развернул вокруг. И пинком колена под зад, отправил по направлению к выходу. Арбас не брыкался, даже не подумал сопротивляться, отчётливо понимая, что сейчас это выйдет стократ дороже.
С невнятным звуком, похожим на овечье блеяние, полусогнувшись, он прорысил с дюжину шагов, аккурат до ворот, где споткнулся и растянулся в полный рост, вылетая уже во двор. Вослед ему неслось глухое гавканье.
Треснувшись о влажную после дождя землю, Арбас принялся фыркаться и материться. Грязь залепила глаза, набилась в рот, но она же разом прояснила сознание. Оцепенение спало, речь вернулась к нему. Не говоря уж о ярости!
Кровь ударила в голову. Арбас вскочил и рванулся обратно в конюшню... Для того, чтобы вновь замереть в воротах. На улице слышались голоса толпящегося у таверны народа, женский смех (может и на его счёт), скрип подъезжающих телег. Здесь же, внутри, висела гробовая тишина: не фыркали лошади и псина заткнулась. Ни единого звука не доносилось снаружи, лишь кружились пылинки в солнечных столбах и эти двое безмолвно глядели на него.
Что за наваждение?
Ему сделалось плохо: тошнило, в ушах давило, ноги стали как ватные.
"Лучше бы убраться отсюда подобру-поздорову. И как можно скорее".
Мысль была стойкой, неоспоримой. Никогда ещё в жизни Арбас не был ни в чём так уверен, как в этом.
Он схватил бесхозно топчущегося коня под уздцы. Он не сводил взора с огромной, подпирающего стропила каменной башки. Он сбегал, сбегал как слабак, как получивший оплеуху щенок. Но с этим не поспоришь. Желудок крутило. Голова трещала, она была необъяснимо пустой и одновременно, словно набитой шерстью. Мысли вязли в ней, не находя выхода. Ноги сами волокли его из конюшни.
Арбас помотал головой. Горячий пот стекал ручьями по щекам.
Что с ним? Он заболел? ЧТО ЗА ЧЕРТОВЩИНА!
- Уйди.
Голос бесцветный. Как если бы заговорил не человек, а тот же камень. И он приказывал. Неповиноваться ему - смерти подобно.
Арбас выбрался спиной вперёд на улицу. Давление немного спало.
Он в явном проигрыше и потому уйдёт (от чего? почему? нет ответа). Но он вернётся! Последняя мысль зажгла толику уверенности:
- У меня связи... с лордом Бруксом!
Взгромоздившись в седло, он заорал благим матом на перекрывших дорогу зевак и помчался в сторону города. Про намерение пропустить пару стаканчиков забылось напрочь. В его прояснившейся, но по-прежнему ненормально пустой голове билась единственная мысль, за которую Арбас цеплялся, как утопающий за обломок мачты.