- Проверим? - предложил он с самой располагающей улыбкой.
- Отчего ж не проверить, - согласился Георг.
- Ну, ладно. - Тритор облизал губы. Повертел в руках рукоять ножа, подыскивая себе мишень. - Ладно...
Столб в углу конюшни, на котором висели части старой сбруи, вполне годился на эту роль.
- Я тут кое-что задумал, - сказал парень. - Например, как следует заехать кое-кому в ухо, чтоб впредь уважительнее относился к старшим. Решение-то верное, с какой стороны ни взгляни, но можно и проверить.
Брин немедленно взбрыкнул, гневный ответ уже лежал у него на языке. Только испытание... он хотел увидеть результат.
- Бросай, - подбодрил Георг, поглаживая взобравшегося на руку мыша.
Тритор примерился, отвёл руку с ножом вбок - бродяга отметил, что бросать ножи тот совсем не умел - и резко швырнул. Нож мелькнул в воздухе размытым росчерком, жалобно звякнул и отскочил от столба в кучу соломы.
- Ха! - воскликнул Брин. На всякий случай он держал Дика за шею, чтобы тот оставался на безопасном отдалении.
- Да-да, - протянул Тритор. - А если ещё разок.
Он сходил и подобрал нож. Отошёл не прежнее место. Теперь приметился получше. Серебряный промельк, звон и прежний результат.
- И ещё разок, чуть ближе. - Парень, похоже, собрался бросать, пока не добьётся своего. Самый наглядный способ доказать чью-то брехню.
- Хватит, - велел Георг.
Тритор воззрился на него с показным удивлением:
- Ты сам отдал мне нож. Так почему я не могу с ним немного потренироваться?
- Забыл предупредить. Не стоит зря испытывать судьбу. Особые вещи они такие - не терпят к себе пренебрежительного обращения.
- Конееееечно! - Тритор во второй раз сходил за ножом. Обтёр его соломой. И не стал больше бросать.
Он не верил в волшебные свойства этой вещицы. Очень славной вещицы. Но и расставаться с ней не желал, равно как и портить впустую. Нож был ценен сам по себе, без всяких надуманных применений.
- А что у тебя ещё есть в мешке? Можно, я посмотрю - одним глазком?! - Брин был уже у мешка. Более того, развязывал стягивающие его тесёмки.
- НЕТ! - рявкнул бродяга.
Мышь тоже взвизгнул. Спрыгнув с руки хозяина (высота была немалой для его размеров), он устремился к мальцу. Дик заскулил и попятился. Вскрикнул и Брин. И не столько от боли, сколько от испуга. Но и от боли тоже - тесёмки мешка вдруг сами собой стянули ему запястье, да так, что он не сразу сумел его освободить.
Ничего не понимая, Брин уставился на свою руку с красным рубцом на коже. Потом на Георга. Перевёл округлившиеся глаза на брата и снова на бродягу.
- Я же просил не заглядывать туда, - сказал Георг. - Мы ведь договорились.
Брин продолжал смотреть на бродягу с нарастающим страхом. Нижняя губа его задрожала. Взгляд подёрнулся мокрой пеленой.
Мышь между тем вскарабкался по одежде Брина. Тот инстинктивно дёрнулся и хотел отшвырнуть его, но зверёк уже добрался до его плеча и... щекотал своими усами шею. На уме у альбиноса не было ничего плохого. Мальчик тяжёло дышал, не понимая, что только что произошло.
Ему показалось?.. Рубец на руке горел огнём, не оставляя никаких сомнений.
- Что это было? - Тритор тоже ничего не понял. - Брин, отойди от его вещей! С этим типом лучше не связываться.
Младший послушно отступил. Восседающий на нём мышь тихо пискнул.
- Не выдумывай глупостей, - сказал бродяга. - Если я напугал тебя, Брин, извини - я не хотел.
- Ты колдун? - почти беззвучно прошептал мальчик, переместившись ближе к брату. Глаза его были как две монеты.
- Не выдумывайте, повторяю вам. Просто не трогайте мой мешок и всё. - Георг отвернулся, давая понять, что на этом их разговор закончен.
Братья больше ни о чём не спрашивали. Но и из конюшни не ушли. Мешок лежал в углу, Брин не приближался к нему и на пять шагов. Дик задремал, сопя во сне. А спустя время тяготившего всех молчания, вновь возникли разговоры. Бродяга рассказал о том, в каких городах ему доводилось бывать раньше, и что интересного там видел. Когда-то он даже выступал в странствующем цирке, где дрессированный мышь пользовался особым успехом. Постепенно напряжение спало, пусть и не до конца. На Георга братья теперь смотрели другими взглядами.
...Погожий осенний день между тем клонился к закату.
Новый работник успел не только вычистить конюшню, но и кое-что в ней подремонтировать. Двое его помощников также усердно пилили и стучали молотками. Младшему доставалось что попроще, он только оправлялся после хвори и ему не следовало потеть, хотя, по заверениям Брина, никакой слабости он не чувствовал. Вместе же дело ладилось быстрее.
Шум и столпотворение у таверны нарастали с тем, как солнце опускалось всё ниже, а трудовой день сменялся вечером и возможностью пропустить стаканчик перед сном. В конюшню завели ещё нескольких лошадей. Брин заложил им сена.
Посетители у Марии не отличались изысканностью, состояв по большей части из мастеровых, мелких служащих и прочей разношёрстной компании, проживавшей в ближайшей округе. Над общим гвалтом, втекающим в двери таверны, раздавался высокий женский смех - местные гулёны сходились на "вечернюю смену". Можно было быть уверенным, что Мария взимала с них приличную плату за право подбирать клиентов в своём заведении. Ведь удобно - для ухажёров всегда имелась свободная комната наверху. Сплошная выгода для того, кто умеет её не упустить.