Выбрать главу

   Уже нет мест. Стоят в проходах или со злостью в сердце уходят, так и не найдя уголка присесть, - вечер упущен впустую. Уже кто-то кому-то заехал в морду и получил сдачи. Драчунов совместными усилиями под надзором хозяйки выпроводи взашей. Вот и славно, лишняя лавка освободилась!

   Бродяга скучающе взирал по сторонам. Ужин был съеден, мышь всё упрямее возился за пазухой, просясь наружу. Но мальчишкам не захотелось уходить так рано. Тритор принёс им ещё по кружке - себе и Георгу пива, брату - кваса. Теперь задумчивый он сидел, теребя в ладонях ножны с ножом и отбрасывая за висок спадающую на глаза прядь. Некая мысль настойчиво крутилась у него в голове. Бродяга хотел бы знать, какая именно, но спросить, и тем сбить ход раздумий (он надеялся, правильных раздумий)... нет, не стоит.

   Брин же вертел головой, и его глаза цвета весеннего неба жадно всматривались в лица окружающих. Он пытался прислушиваться, но если беседу за ближним столом ещё как-то удавалось разобрать, то чуть дальше - бесполезно. Малец соскучился по обществу за время своего вынужденного заточения в четырёх стенах. Бродяга понимал его - ему, хоть он об этом и не любил распространяться, самому не раз доводилось сидеть взаперти, где потолки столь низки, что не дают выпрямиться в полный рост, а замшелые стены сложены из огромных валунов, меж которых нет даже крохотной щёлки, чтобы узнать: солнце снаружи или ночь, льёт дождь или уже выпал снег. И пребывал он там не дни и не месяцы - годы. Кажущиеся бесконечными, высасывающие саму душу и умертвляющие тело годы. В одном из таких мест он и повстречал своего хвостатого друга...

   - Георг, Подзаборник тоже здесь. Сегодня его не прогнали, как ты и говорил. - Бродяга проследил за указывающим пальцем Брина.

   Старик занял самый тёмный угол. Его лысина низко склонилась над кружкой то ли в глубокой задумчивости, то ли, что вероятнее, просто в дрёме, отяжелевшая от духоты и выпивки. Близко подсаживаться к нему никто не желал.

   Тут нищий вскинул голову и воззрился прямо на них, словно почувствовал на себе чужие взгляды. Несколько мгновений старик присматривался - зрение у него давно уже оставляло желать лучшего. Потом поднялся и, натыкаясь на других посетителей, отдавливая ноги и получая в ответ пожелания скорее сдохнуть, направился к столу своих новых знакомых.

   - Я же говорил, теперь год не отвяжется, - поморщился Тритор, одним залпом осушая кружку.

   Нищий приблизился. Окинул их осоловевшим взглядом. В карманах у него вновь было пусто, зато желудок полон под завязку и отнюдь не луковой похлёбкой. Подзаборник улыбнулся. Беззубой добродушной улыбкой, от которой пакли бороды смешно разошлись в стороны.

   Брин без радости потеснился, и старик плюхнулся рядом, прижав его к стене. Георга и братьев обдало кислым духом прелости, дополненным свежим перегаром. Тритор уже собрался выпроводить нищеброда до дверей - и лучше пинками, но бродяга положил ему руку на плечо.

   - Как поживаешь, бедный человек? - спросил он. - Вкусно ли готовят в этом уютном заведении?

   - В-усно, - выдавил старик. Язык у него заплетался, голова стремилась безвольно упасть на грудь, и он её каждый раз вскидывал, чтобы спустя мгновение та вновь начала клониться, как тяжёлая шляпка подсолнуха на закате.

   - Да он кроме пойла, должно быть, и куска хлеба себе не взял. - Если бродяге охота, пусть возится с этим ничтожеством. Сам Тритор вернулся к ножу, аккуратно извлёк лезвие и принялся острым концом выскребывать на столешнице рисунок, добавляя его к уже имеющейся на ней "живописи".

   Брин прекратил глазеть по сторонам и, чуть кривясь от близости лохмотьев старика, более похожих на драные тряпки, всю зиму провалявшиеся под снегом, а с весной оттаявшие и надетые, ждал, о чём с ним будет говорить Георг. Впрочем, ничего занятного услышать не довелось. Старик вновь принялся плакать. Он путано рассказывал о том, что много лет назад случилось с его семьёй - надо ж, Брин подумать не мог, что у Подзаборника когда-то была семья, - и всё молил бродягу возвратить ему жену и детей. Мальчика веселило, как искренне он верит, что Георгу такое по силам, совсем головой тронулся. Бродяга, очевидно, думал так же, потому спокойно слушал его лепет и иногда кивал.

   Скоро Брин вновь обозревал зал. Тритор ушёл в себя, вырезая ножом что-то отдалённое напоминающее рогатого оленя.

   - Он колдун, - как бы между делом просветил старика старший из братьев.

   Георг улыбнулся. Подзаборник его слов не понял вовсе.

   - Спа-ибо дууук... я пооомю, шо ты о-мог ме... дааа, - заверил нищий парня.

   - Да-да, всегда рады, - хмыкнул Тритор.

   Когда на них совсем перестали обращать внимание, бродяга накрыл своей ладонью дрожащие пальцы старика, посмотрел ему в лицо:

   - Ты пойдёшь на закат, бедный человек. Прямо, всё время прямо. Ты выйдешь к скальному мысу, что впадает далеко в море. На нём стоит монастырь из красного камня. Красивое и умиротворённое место. Там ты сможешь попытаться излечить свою заблудшую в потёмках душу. Тебя не прогонят, не бойся. Более я ничем не могу тебе помочь. Бедный... бедный человек.

   Старик разрыдался, размазывая слёзы по заросшим щекам. Уткнулся лбом в сложенные на столешнице руки. Бродяга оставил его в покое.

   - Г-георг, - не своим голосом произнёс Брин. Рот мальчика широко раскрылся, глаза раскрылись ещё шире. - Они явились! Ты не ушёл, и теперь они тебя схватят... Я забыл тебе напомнить!

   Тритор встрепенулся, посмотрел на брата, потом на входную дверь. Бродяга кивнул мальцу: дескать, всё понял и благодарен за заботу.