Едва забрезжил свет, как он уже вылез из-под бурелома и стал обнюхивать ту дорогу, по которой пробежали вчера олень и стая волков. До сих пор Нива руководил Мики в их взаимных скитаниях; теперь их роли переменились; Нива стал следовать за ним. Ноздри Мики наполнились густым запахом, оставленным волками, и он определенно повел Ниву по направлению к равнине. Чтобы выбраться к опушке леса и выйти на равнину, для него потребовалось всего только полчаса.
Здесь он остановился.
В двадцати футах ниже его и в пятидесяти в сторону оказался полуобъеденный скелет молодого оленя. Но не это заставило Мики почувствовать разлившуюся по всему его телу дрожь, так как сердце его оставалось спокойным. Из ближайших кустов выходила отставшая от стаи волчица, чтобы воспользоваться мясом животного, которого она вовсе не ловила. Это было противное на вид, вислозадое, с оскаленными зубами существо, страшно похудевшее после болезни от отравленной приманки, на которую оно попалось; от нее так и отдавало коварством, трусостью и тем, что она пожирала своих же собственных волчат. Но для Мики это было все равно. В ней он видел живые плоть и кровь своей матери, воспоминание о которой смутно еще жило в нем и которую он чуял в ней благодаря инстинкту. С минуту или две он провел весь дрожа, а затем спустился вниз с таким видом и чувством, как если бы подходил к Чаллонеру; он сделал это с большими предосторожностями, с еще большей нерешительностью, но со странным томлением духа, какого не могло бы вызвать в нем присутствие даже человека. Он находился от волчицы всего только в двух шагах, когда она почувствовала около себя его близость. Запах матери вдруг теплом донесся до его обоняния и всего его наполнил неизъяснимой радостью. И все-таки Мики еще боялся. Но это был не физический страх. Растянувшись на земле и положив морду между передними лапами, он жалобно заскулил.
Волчица тотчас же обернулась, оскалила зубы во всю длину челюстей, и ее налившиеся кровью глаза вдруг прыснули в него угрозой и подозрением. Мики не имел времени, чтобы отпрыгнуть прочь или издать какой-нибудь звук. С быстротою кошки старая чертовка бросилась на него и укусила его. Ее челюсти сомкнулись, и она тотчас же убежала. От ее укуса у него из плеча потекла кровь, но не боль от раны заставляла его некоторое время оставаться на месте настолько спокойно, что его можно было бы принять за мертвеца. На том месте, где была только что волчица, все еще держался запах матери. Его мечты разлетелись в прах. То, что сохранила еще для него память, тотчас же и умерло с первым же глубоким вздохом от невыносимой боли, и для него, как и для Нивы, теперь уже больше не существовало ни Чаллонера, ни матери. Но вместо них перед ним открывался весь мир! В нем восходило и заходило солнце, из него истекали трепет и аромат жизни. А тут же около него – совсем близко от него – веяло густым приятным запахом сырого мяса.
Он жадно его понюхал. Затем он обернулся и увидел, что черный, со смешною обезьяньей мордочкой Нива уже неуклюже сползал к нему вниз, чтобы вместе с ним приняться за завтрак.
Глава IX
Они ели, как только могут есть проголодавшиеся животные. Будучи в высокой степени практичными, они не оглядывались назад и не думали о том, что с ними случилось, а целиком погрузились в использование настоящего. Несколько дней встряски и приключений, через которые они прошли, показались им целым годом. Скорбь Нивы по матери стала все более и более затихать, а Мики уже совсем примирился с потерей своего хозяина и уже освоился со своим положением. От последней ночи у них еще свежи были в памяти громадная таинственная птица в лесу, олень, затравленный и зарезанный волками, и (в частности для Мики) короткая, жестокая расправа с ним волчицы. В том месте, где она хватила Мики зубами за плечо, у него все еще стояла жгучая боль, но тем не менее это не лишало его аппетита. Все время ворча во время еды, он нажирался до тех пор, пока наконец, как говорится, не отвалился от нее совсем.
Тогда он сел на задние лапы и стал смотреть по тому направлению, куда скрылась волчица. Оказалось, что она ушла на восток, по направлению к Гудзонову заливу, через обширную долину, тянувшуюся между двух невысоких горных хребтов, которые, как две стены леса, окрашенные утренними лучами солнца в желтый и зеленый цвет, уходили далеко-далеко к горизонту. Мики даже и не воображал до сих пор, как все на свете обстоит совсем иначе, чем он это себе до сих пор представлял. Перед ним широко открывался полный чудес, многообещающий рай: широкие, мягкие, зеленые луга, группы лесов, похожие сперва на городские парки, а затем переходившие постепенно в более густые и более дремучие леса, большие полосы кустарников, весело зеленевших на солнце, там и сям проблески воды, а в полумиле далее – озеро, точно гигантское зеркало, оправленное в ярко-зеленую раму из листьев и хвои.