— Вы знаете, из какого отеля была ручка? — спросил Ричи.
— Из «Голден-Бэй Резорт» на Мальдивах… — Фиона снова вскинула голову и уставилась на него. — Вы правда думаете, что… Думаете, ее и впрямь кто-то взял? Думаете, что это человек, который, который… Думаете, что он вернулся и…
Ее голос начал подниматься по опасной спирали.
— Мисс Рафферти, когда произошел этот инцидент? — спросил я, пока она не впала в истерику.
Она бросила на меня безумный взгляд, сжала в комок клочки салфетки и собралась.
— Месяца три назад.
— В июле.
— Может, и раньше. Но точно летом.
Я мысленно завязал узелок на память: просмотреть распечатку телефонных разговоров Дженни и найти вечерние звонки Фионе, а также проверить, не сообщал ли кто-нибудь, что видел на Оушен-Вью подозрительных чужаков.
— И с тех пор подобных проблем у них не возникало?
Фиона быстро вдохнула, и я услышал, как хрипит ее сдавленное горло.
— Возможно, были и другие случаи, но после того разговора Дженни ничего бы мне не рассказала. — У нее задрожал голос. — Я ей говорю: «Возьми себя в руки, хватит пороть чушь». Я думала… — Она пискнула, словно щенок, которого пнули, зажала рот руками и снова зарыдала. — Я думала, что она свихнулась, что у нее плохо с головой, — невнятно повторяла она сквозь всхлипы, вытирая сопли салфеткой. — О боже, я думала, что она свихнулась.
4
Больше мы в тот день ничего из Фионы не вытянули — успокаивать ее было некогда. Прибыл еще один полицейский, и я поручил ему записать имена и телефоны родственников, работодателей, коллег и друзей детства Фионы, Дженни и Пэта, отвезти Фиону в больницу и проследить, чтобы она не распускала язык при репортерах. Потом мы передали ее, плачущую, с рук на руки.
Не успели мы отвернуться, как я уже вытащил мобильник и начал набирать номер — воспользоваться рацией было бы проще, но нынче слишком у многих журналюг и психов имеются сканеры. Я взял Ричи за локоть и повел по дороге. С моря все еще дул мощный и свежий ветер, взлохмачивая волосы Ричи. Я почувствовал на губах вкус соли. Вместо пешеходных дорожек в нестриженой траве были протоптаны узкие тропинки.
Бернадетта соединила меня с полицейским, который находился в больнице с Дженни Спейн. Судя по голосу, ему было лет двенадцать, он вырос на какой-то ферме и обладал анальным типом характера — то есть то, что надо. Я отдал распоряжения: как только Дженнифер Спейн закончат оперировать — если, конечно, она выживет, — ее нужно положить в отдельную палату, а он, словно ротвейлер, должен охранять вход. Впускать в палату сугубо по удостоверениям и в сопровождении полицейских, а родных не пускать вообще.
— Сестра потерпевшей отправится в больницу с минуты на минуту, рано или поздно явится и их мать. Заходить в палату они не должны.
Ричи грыз ноготь, наклонив голову, но, услышав эти слова, вскинул глаза на меня.
— Если они потребуют объяснений, а они потребуют, не говори им, что действуешь в соответствии с моими распоряжениями. Извинись, скажи, что таков порядок, а ты не уполномочен его нарушать, и повторяй это, пока они не отстанут. И, сынок, найди себе стул поудобней. Скорее всего, ты там надолго. — Я дал отбой.
Ричи прищурился, глядя на меня против солнца.
— Думаешь, перебор? — спросил я.
Он пожал плечами:
— Если сестра говорит правду и к Спейнам на самом деле кто-то влез, то история и впрямь жутковатая.
— По-твоему, я ставлю усиленную охрану, потому что сестра рассказала жутковатую историю?
Он шагнул назад, поднимая руки, и я сообразил, что повысил на него голос.
— Я просто имел в виду…
— Приятель, для меня ничего «жутковатого» не существует. Жуть — это для детишек в Хэллоуин. Я просто стараюсь прикрыть все тылы. Представь, какими идиотами мы будем выглядеть, если кто-то заявится в больницу и закончит начатое? Хочешь объяснять это репортерам? Или, раз уж на то пошло, хочешь объясняться с главным инспектором, если завтра на первых полосах появятся фотографии ран Дженни Спейн?
— Нет.
— Нет. Вот и я тоже. И готов немного хватить через край, лишь бы этого избежать. А теперь давай отведем тебя в дом, пока большой злой ветер не застудил твои крошечные яички.
Пока мы возвращались к подъездной дорожке Спейнов, Ричи держал рот на замке, но потом осторожно сказал: