За свое восьмимесячное пребывание в Брокене, исправительном учреждении закрытого типа, Злату лишь дважды навещала мама и пять раз старшая сестра. Но девочка уже успела показать себя как непослушная, упрямая и грубая. Златана воровала до Брокена и в нем, в школе-интернате выучилась курить, получая от старших воспитанников запрещенные подарки. Каждую неделю на несколько часов ее запирали в карцер. Пытались выяснить, кто же снабжает Злату сигаретами и недозволенными перьевыми ручками, чьи кончики девочка остро затачивала, царапая на стенах и столах карикатуры на своих мучителей, учителей и воспитателей, какие-то неразборчивые надписи и просто бранные слова. Злата часто пыталась сбежать и даже один раз успешно пробралась за пределы селения, что находится через лес от Брокена. Ее нашли, пустив собак по следу и вернули в школу. Ворота заперлись на третий замок, потайной лаз зацементировали. Из Брокена не было выхода кроме как по окончании. Или ногами вперед, на черном катафалке, в простеньком сером гробу. Но так было лишь единожды... Не было смысла смотреть за скверной девчонкой, рассудил Арсений. Открытое окно затянуто точно паутиной железной решеткой. Ворон погасил вторую лампу и вышел из малой учительской, закрывая дверь на защелку, на замок и услышал как по ту сторону окна хлынул ливень. Отсюда-то девчонка никак не убежит. И он ошибся. Вернувшись утром вместе со старшим по отделению и найдя учительскую пустой, решетку нетронутой, а замок закрытым снаружи также, как он его оставил, Арсений поднял тревогу. Девчонке кто-то помогал. Оставалось выявить нарушителя. Ведь найти беглянку в маленьком саду или в самой школе не составит труда. Близнецы в Брокене. Замызганный по самую крышу бурой грязью и глиной экипаж, похожий на те, что выставляют в музеях встретил эту пару на вокзале. Довоенный поровоз пропыхтел, останавливаясь лишь на пять минут. Они сошли, в нерешительности топчась на узеньком перроне и кондуктор подтолкнул их в спины, решив что мальчишки хотят проехать бесплатно дальше. Следом полетел их немудреный багаж- лоскутный мешок Олафа и лаковый, потрескавшийся темно-вишневый саквояж Вилли. Перрон с застекленным маленьким зданием вокзала и вывеской “Семьдесят восьмой километр” был немноголюден. Все стекла в залах ожидания были побиты, а те что остались целыми, крест-накрест заклееены белой бумажной лентой, точно война не ушла отсюда двенадцать лет назад. Впечатление это производило унылое и братья не сговариваясь оглянулись на поезд, что ушел далеко-далеко от этого пыльного островка на семьдесят восьмом километре от ближнего города. Они ждали этой станции с некоторой надеждой, но не без страха неизвестности. Два чумазых близнеца в одинаковых суконных куртках, скроенных из серого полупальто и черных новых сапожках с казенного детдомовского склада. Им некуда было идти, но останавливаться где-либо надолго не входило в их цели. Братьев остановили на улице и чужие люди отправили в распределитель. Бродяжничество закончилось. В руке у старшего- он родился тремя минутами ранее- была зажата в кулаке сложенная вчетверо серая бумажка с направлением. На затылок младшего съехала черная видавшая виды кепка. У старшего кепки не было. Но зато был роскошнейший в своем многоцветии, полосатый, связанный из тысячи разных ниток очень длинный, завязанный красивым узлом шарф, концы которого развевались во все стороны как паруса. Во всем остальном старший не позволял вольностей. Даже его нитяные перчатки с обрезанными пальцами были в тон куртке. Молчаливый кучер с коротким хлыстом помахал им. Близнецы подошли. Кучер был нем- язык он потерял еще во время войны, когда вражеский отряд занял деревню и молодому косарю вырезали язык как доносчику партизан. Старший брат, его звали Вильгельмом, сверился с затертой желтоватой бумажкой. Рисунок с деревом был точь-в-точь как на боку экипажа. Сомнений не осталось- это за ними. Несмотря на небольшую грамотность, Вильгельм ничего не смог узнать в направлении. Язык служебной записки был чужд, а почерк совершенно нечитаем. Младший, Олаф-мечтатель, с осыпающимся одуванчиком в руке и серыми полосками грязи на вздернутом носу, смело шагнул в эту жалкую повозку. Мальчик легко представил себе, что это карета, запряженная двойкой отличнейших белых лошадей. Олаф даже увидел султанчики на головах старых кляч и вышитую золотом ливрею кучера. Ничем не примечательная дорога показалась Вильгельму и Олафу едва ли не длинней той, что они проделали в тесном общем вагоне, переделанном из купе, где еще остались лоскутья темного от старости бархата, что Олаф отдирал забавы ради, складывая в свои потайные кармашки. Потом они проехали мимо леса. Но лес тоже стал им неинтересным и братья вернулись к своим делам: Вильгельм- к разбиранию знакомых букв и незнакомых слов на сопроводительной бумажке, а Олаф, он всегда витал в облаках, вспоминал чернику, их ночевки под открытым небом, под кустом, на вокзалах и площадях, и тот необыкновенно большой детский дом, куда их не приняли из-за возраста. Там было очень чисто и Вильгельм делал вид, что ему все равно, но Олаф-то знал, что Вилли боится наследить и вообще очень растерян при виде мраморных перил, высоких лестниц и дубовых полов, покрытых клеенкой в шашечку, дабы сироты не запачкали драгоценные полы черными резиновыми подошвами. “Ну и что, что не взяли. Здесь-то возьмут. А если не возьмут, то убежим.”-решил Олаф и покосился на брата- никогда еще Вильгельм не был так серьезен. Остановив вдруг немудреный экипаж, кучер открыл дверцу и помахал им рукой, мол вылезайте. Братья подошли к воротам. Большой, огороженный металлическими столбами и каменными стенами дом из темно-красного кирпича предстал их взору. Вильгельм ахнул от той смеси восторга и суеверного ужаса, какая бывает лишь у впечатлительных детей. -Тюряга.-прошептал Олаф.-Один черт, тюряга. -Идем. -Я бы сейчас развернулся, честное слово. -Ну и куда? Спать под кустом? Не трусь. -А ты поверил, что тебя здесь выучат, дадут образование как порядочным? Это просто казенный дом. Старший опять посмотрел на то, что его младший брат назвал казенным домом. Очень старый кирпич, крышая потемневшая до черноты, две огромных башни. Особняк. Почти замок. Дом ветх как история. Но каждая история достойна внимательного изучения. Может быть здесь есть библиотека, а вот зачем предназначена та башня, и соседняя, что едва видна если смотреть прямо через ворота, хотелось бы все же узнать. Крыша здесь покатая, но это не представляет никакой сложности для того, кто спал под кустом. Этот очень старый дом должен хранить какие-то особенные тайны. И кто знает, может быть именно Вильгельма ждали они? -Здесь живут люди. И все неважно.- ответил Вильгельм, кивнув на большую яркую клумбу во дворе. Ворота скрипнули, когда старший толкнул их. Левая створка открылась. Остановившись, чтобы получше рассмотреть герб- дерево в квадрате, голое дерево с одним-единственным яблоком- Вильгельм не сдержал вопль восхищения. Дерево, вероятно то самое, с чьей ветки был сорван плод греха, запечатленное в железе. -Это место принадлежит церкви.- шепнул Вильгельм. Но он ошибся. Дом никогда не был собственностью церкви. -Монашек я тут не вижу.-хмыкнул Олаф.-Если ты думаешь, что нас спровадили в церковную школу, то ты глупец. Только богачи своих сынков туда посылают. И вдруг кто-то прошел мимо, мельком оглядев их. Был он высокий. Застегнутый под горло. И взгляд его, насмешливый, но впрочем совсем не холодный, как бывает у всех интернатских надзирателей, поразил младшего. Точно этот высокий узнал их прежде чем они вступили за ворота. -Этот самому черту брат.-шепнул, поежившись, Олаф. Следом за первым прошел второй, черноволосый и тонкий. Но у второго были более резкие жесты да и лицо попроще. А в руках большая связка ключей. Вильгельм оглянулся на ворота. Створки закрылись сами собою. У скамеечки эти двое остановились. Первый сел, положил ногу на ногу. Лицо его выражало беспокойство. -Мы ее найдем.- сказал второй, черный. Голос его дрожал от злости и брови нервно дергались. -Да что вы говорите. Мы всю территорию обошли не по разу. Вы пойдете еще раз?-с издевкой сказал его собеседник. -Может, подземный ход? Тот, второй. -Подземный ход, разрази меня гром, закрыли уже давно. Вы разве не помните, когда и по какой причине его закрыли? Черный вздрогнул, ключи звякнули. -Нужно выпускать собак.-сказал первый. Черный проговорил тихо-тихо: -Если еще раз спустить собак, то они разорвут ее на части. -Попробуем.-фыркнув сказал первый. -Скажите, по-вашему, мне нужна такая проблема? -А вы сделайте так, чтоб девчонка нашлась. И собаки были целы. Ваш приятель убил мою лучшую суку. -Соболезную.-съязвил черный. Первый посмотрел куда-то вверх, может быть в ту часть дома, где ряд маленьких овальных окошек ловил ярко-синими стеклами солнечные лучи, возможно и на те большие вытянутые окна третьего этажа, где на одном из наружных подоконников так нелепо и буйно цвела ярко-розовая и красная герань в нарядном горшочке, в этом островке уюта среди потемневших от непогоды кирпичных стен. -Хорошо, будь по-вашему. Но что мы будем делать когда вернется директор? Как вы объясните ему пропажу, если ребенок не найдется? -На территории появился маньяк.- сказал черный. -Думайте же, что говорите! -Люди всегда пропадают. -Но не маленькие девочки из закрытого на два замка помещ