лата отступила на шаг, отступила еще раз. Каблучки застучали о неровный темный пол из мореного дуба. -Такой праздник. Тринадцать лет. Ты уже совсем взрослая. Что думаешь по этому поводу? -Я больше никогда не уйду без разрешения за пределы Брокена.- сказала девочка. -Без моего личного разрешения, запомни. Впрочем, я позвал тебя не для того чтобы перебирать твои проделки. Веки у нее были красными. И глаза. Недавно плакала. Сварт понял- Арсений опять кричал на ребенка. Это последствия: он сорвал гнев на Ла Флоре за то что тот упустил ребенка, а Ла Флор отыгрался на маленькой девочке, виновной лишь в том, что хотела убежать из опостылевшего интерната. Златана думает, что и здесь на нее будут кричать. -Не поверишь, я окончил Брокен двадцать пять лет назад.- с улыбкой сказал Сварт. Брови девочки поднялись. -Нет, тогда она была совсем не исправительным учреждением. Это была просто школа для мальчиков. Но тайна ее, погребенная в подземельях, спрятана глубоко. Сюда попадали очень хорошие дети. Самые лучшие, я бы так сказал. А ее герб с запретным плодом означал совсем не то, что он значит сейчас. Воспитанники становились здесь особенными. Девочка была заинтригована. -Как ты убрала решетку с окна? Только не лги, я знаю. -Я сказала:”решеточка откройся” и положила на нее руку.- ответила Злата. Он улыбнулся опять- сработало. -И решетка открылась? -Щель меж прутьями стала больше. Я протиснулась и спустилась по выступам в стене. -Кто тебе подсказал? -Я не знаю. -Не лги мне. -Катрин, с третьего этажа. -Так просто и сказала? -Нет. Я рассказала ей об одном молодом человеке, а она продала мне этот секрет. -Но не все открывается? -Да. У нее совсем не получалось и у меня тоже не всегда. Не первая попытка Златаны, и не первая попытка других детей. Сколько раз они вылезали таким образом? И главное, кто надоумил их? У кого-то получается, а у кого-то нет. Все просто. И не зря его привлекла эта девочка. Впервые он ее увидел ровно полгода назад, в этом самом кабинете, что занимал тогда директор. Девочка что-то украла у старших воспитанниц и стояла перед двумя взрослыми навытяжку точно обвиняемый перед судом. Ла Флор был вторым. Август зашел за какой-то ерундой, да так и остался, сам не зная почему. У нее это получается. Интуиция Сварта ни разу не подвела. -И у меня сначало не все открывалось. Садись.-он указал на кресло в углу, покрытое тертым синим бархатом.-Не вздумай никому рассказывать о твоем умении. И о нашем разговоре. -Даже Монро не говорить? -От него ничего не утаишь, но если он будет расспрашивать тебя, ответь ему так:”Спросите об этом Августа.” -Он вас никогда не спросит.- с уверенностью сказала Златана. Воспитанница поерзала, борясь с искушением выглянуть в окно- оно должно было выходить во внутренний дворик, закрытый. Но для этого нужно было подвинуть темно-серую с синими узорами занавеску. Что в том дворике, никто не знал. Сварт помог ей и поднявшись из-за стола, где восседал с достоинством единоличного правителя всего маленького интернатского королевства, среди бумаг, счетов, чернильниц и прочих скучных для ребятни вещей, отодвинул занавеску. Перепачканный голубой краской фонтанчик- фигурка крылатого голенького парнишки с луком и колчаном за спиною в мраморной чаше- и несколько ломаных садовых скамеек, сваленных грудой. Больше ничего интересного. Злата разочарованно отвернулась от окна. -А что будет с Катрин? -Ее переведут в другую школу. -Бедняжка. У нее есть любимый. -Поскучает, ума наберется. Но и тебе лучше подумать о своем будущем. Скажи, ты хотела бы научиться еще чему-то? Девочка почему-то вспомнила персики, что принесли в корзине, украшеной полевыми цветами, такими мелкими и серо-голубыми, что показались ей цветами с неба, хотя все знают что небо бесплодно и цветов там не растет, но там есть звезды, и, говорят, живут в тучках добрые духи, что шепчут на ночь сонным детям красивые сны и по пробуждении вся подушка в слюнях, точно во сне поел этих самых персиков или даже целовал одного из этих, крылатых с поздравительных открыток, чьи щеки верно бархатисты как кожица персика и глаза у всех почему-то голубые и серые и золотые волосы такими длинными спиралями, и ни одного чтоб темноволосого, как она, или совсем смуглого, как крошка Лу из четвертого класса, а ведь у Златы карие глаза, отцовы и мама говорила что копия отец, а когда спит то дочурка такой ангелочек, но все равно в Брокен ее отправила, и здесь порой даже неплохо, ведь дома не знает никто, что такое персики, ну может быть папа, ведь он откуда-то издалека, он много бродил, а вообще папа умер и никогда не позволил бы маме сюда ее скинуть, если б он не умер, но его закопали на городском кладбище и город-то был маленький, и всего два священника. Один, который злой и толстый, ни за что не хотел хоронить, тогда позвали тощего, который кашлял и Лала сказала шепотом, что у него чахотка и какой-то сифис, и тот заунывно читал что-то на непонятном языке и кашлял через слово, а главное что бесплатно, и мама плакала, в черном платье и черном старом платочке, из которого сыплются нитки, но просто Лала раньше нитки с него дергала, а влетало Златане, вообще Лале все сходит с рук, ведь она красавица и с ямочками на щеках и волосы у нее много светлее Златиных и глаза зеленые, но все это черечур плохо, потому что Лала встала выходить вечерами на улицу и утром совсем пьяной приходить, снимая обувь чтоб ни Злата ни мама не слышали, а мама ее побила, и еще, и еще раз и лицо у Лалы все распухшее было, так что пришлось платком завязывать и Злата тоже плакала со старшей сестрой, и Лала ей на прощание кофту подарила и поцеловала два раза прямо между глаз, сказав чтоб тут не разбойничала и ни у кого ничего не таскала... -Так нельзя же учиться.-ответила Злата. Лала ей говорила, чтоб сестричка вела себя примерно. Тяжело теперь было на сердце Златы. А вдруг теперь отправят куда-нибудь? Заместитель директора по каким-то там лешакам улыбнулся опять, так хитро-прехитро, точно предлагая украсть столовские яблоки и запродать сельским. -А если б это было разрешено? **** Близнецы остались одни. Все воспитанники ушли на какое-то собрание, а мальчишки в суматохе просто шмыгнули под одну из кроватей. Олаф ковырял пыль меж скрипучими пружинами матраса, а Вильгельм проверял свои нехитрые сокровища: записную книжку, найденную в городской помойке, всю исписанную, но с очень красивой черно-коричневой обложкой, клетчатой как шахматная доска, ручку-перо, что Олаф украл ему в магазине на их общий день рождения и маленький, размером с ладонь, размытый водой молитвенник. Хотя Вильгельм считал себя неверующим, церковные предметы и в особенности книги вызывали у него легкую дрожь. -У тебя вскочила бородавка.-сказал вдруг Вилли. -Где? -На щеке. Левой. Олаф тронул бородавку. Не поверил, коснулся еще раз. -Чудно. Откуда бы? -Этот Монро до тебя дотронулся и вскочила.- пояснил Вилли. -Он сказал, что нас путать не будут.-вспомнил Олаф. -Наверно он жаба.-пошутил Вилли.-Теперь пол щеки отвалится за просто так. -Думаешь?- испуганно пискнул Олаф. -Или у него руки грязные. Отвалится и начнет гнить.-продолжал издеваться старший.-Но он кажется немножечко славный. -И он все знает.- вздохнул Олаф. -Он просто видел, как ты сорвал цветок. И взгляд у тебя правда бывает глупый. -Он такого не говорил!- вскричал Олаф. -Тшш. Услышат еще. Ты когда-нибудь видел столько странностей в одном месте? -А ты? -Ведь мы ж с тобой всегда вдвоем ходим.- напомнил Вилли.-Ох не нравится мне этот приют. -Нормальное место.-возразил младший. - Только вон тот, старый, больно уж скверный тип. -Который во дворе был? Ничего он не старый. -Ему очень много лет.-заметил Вильгельм. -Около тридцати.- фыркнул Олаф. -Старый, печенкой чую. Не нравится мне этот субьект. -Он наверно многим не нравится. -Он лжет.-продолжил старший. -Все аристократы лгут и строят козни. -Знаю. А еще они спускают собак на нищих.- прошептал Вильгельм. -И у этого есть собаки.-поежился Олаф, вспоминая разговор во дворе. -И он совсем не любит детей. -Это заметно. Но он же здесь работает? Олаф пожал плечами и прислушался: где-то внизу простучали часы и кукушка означила шесть. А потом наступила полная тишина. Тишину разорвал звук. Олаф вздрогнул. Звук шел оттуда, сверху. Как будто кто-то пилил железо тупой ножовкой и причавкивал при этом. Точно бы чмокал железный рот и скрипели железные зубы. “Кажется, на той стороне. Башня.”-прошептал Вильгельм. Олаф вздрогнул снова. Звук прекратился, но вскоре раздался самый громкий в мире крик. Истошный вопль. Там, наверху, кто-то кричал, и точно бренчал цепями в промежутках между бряцаньем. Вильгельм выронил записную книжку. “Покойнички, уу, неупокоенные.”-прошептал Олаф. Он пытался шутить, но самому было очень страшно. Крик повторился. “Эт-та б-башня п-прямо н-над нами.”-сказал, дрожа от ужаса Вильгельм. А Олаф подумал о привидении. Потом все стихло. -Хотел бы я знать, почему едва мы ступили на эту землю у меня появилось желание сбежать отсюда куда глаза глядят? -Может быть потому, что тебе показалось что здесь плохо. Но по ребятам не скажешь. Никого не морят голодом.-сказал Вильгельм. Олаф уже вылез из-под кровати. Осторожно подкравшись к окну, мальчик увидел во дворе черного. Того, что нес связку больших ключей. Сейчас черный размахивал руками и подняв вверх белое лицо с темными пятнами широко раскрытых глаз, что-то громко говорил в небо. А может и не в небо. Затем мимо окна пролет