— Ещё не все потеряно… — я прерывистое выдохнула, затем крепко обняла Марти. — Ты гений, Мартисса!
— Эталон логики! — Эйдан хохотнул и бросился по лестнице. Уже внизу склона доносилось блеяние Юнка.
— Ох, не стоит, душечки! — прыснула де Лоинз, маня рукой дрожащую от радости Телагею и усмехающегося Кёртиса.
Снизу послышался удивлённый голос Тайлера. Он что-то обнаружил.
— Ребят, тут у дома дверь отворилась!
— А вот и Особенный! Ура! Этот тернистый путь пройден! — взвизгнув, Тела на всех понеслась к Эйдану и Юнку.
Кёртис также поспешил вниз, заодно утягивая за собой меня и победно улыбающуюся Мартиссу. Он успел потрепать ту по голове.
— Дети правы, ты голова, — промолвил уверенно Керт, затем прошептал: — главное теперь, чтоб дети не натворили чего. Эй, Итан, подожди нас!
Когда мы все спустилось по заваленной листьями лестнице, перед взорами предстал маленький скромный коттедж, больше похожий на хижину. С крыши скатывался иней, пылинки и листики, меж белых деревяшек наблюдались подтеки какой-то кислоты, а окна оказались выбиты все до единого. Труба была обгорелой, на покрытии дома наблюдались странные чёрные кляксы и пятна. Пахло порохом, смешанным с кровью.
А открытая дверь вела в старенькую прихожую времён восьмидесятых, с красными тонкими ковриками, горой ярких детских игрушек и фотографиями в пыльных ободранных рамочках. Когда мы осторожно прошли внутрь, мне удалось разглядеть людей на выцветших проявившихся фото. Везде была изображена одна семья: широко улыбающаяся женщина с кудрявыми короткими темными волосами, красной помадой на пухлых губах, круглыми золотыми сережками и сияющими изумрудными глазами; маленького мальчишку с русыми прямыми волосиками, лохматенького, но скромного, со сложенными на груди пухленькими ручками и синей кофточке с красной машинкой; и молодого мужчину, худого, со скрюченными пальцами, выпирающими ключицами. Светлые русые волосы были небрежно уложены на бок, круглые очки увеличивали сизые озабоченные очи, на смуглой коже виднелись огромные мешки под глазами. Бардовая водолазка с белыми полосами была заправлена в коричневые мешковатые вельветовые брюки с чёрным кожаным ремнём. Если двое членов семьи улыбались практически на каждой фотографии, то этот мужчина то выглядел задумчивым, то слишком блаженным.
— Сколько камней… — Эйдан открывал каждую металлическую коробочку, рассматривая до безумия красивые ископаемые фиолетовых, серых и желтых оттенков. По пути куда, сами не знаем, мы находили смолу в банках, куски земли, различные цветы и камни. В этом доме нашлось место и для ветвей самой Ивы, и для камышей с озера Бэддайнилейкер. Каждый уголок скромного дома хранил в себе все частицы природы Броквена, каждый кусочек старого здания, каждую крупицу с асфальта, кучу растворов на озерной и речной воде. А пока шли, дом постепенно принимал оттенки былой жизни.
— Эврика!
Прямо за дверью одной комнаты, которую мы уж хотели пройти, послышался мужской возбужденный вскрик. Юнок, услышав, весело толкнул дверь копытцем.
Мы разом обернулись и охнули так же, как и Мартисса.
В комнате с серыми обоями, белым светом находились два деревянных стола с расчетными бумажками, большим микроскопом, банкой с мертвой веткой Ивы, мутно-синей водой и чёрной зеленоватой землей. Над ржавым котелком горела широкая колба с белой бурлящей жидкостью, около неё расположилось несколько пипеток. А посреди комнаты бегал тот мужчина с фотографий, рьяно записывая что-то в блокнот и радостно крича:
— Получается, у меня все получается!
Он много тараторил, было трудно понять его восклицания. Но когда учёный вырвал листки и прикрепил на кнопки, то я немного, но поняла, что он тут химичил. По рисункам привидений в полотнах и всех аномальных городских явлений вплоть до деревьев Вечноплакучего леса и до озера Бэддайни я предположила, что мужчина разрабатывал какой-то чудо-раствор для Броквена.
— Кто бы мог подумать, что углерод в Броквене тоже аномальный?! — тараторил неустанно молодой человек, добавляя молочный дым из сосуда в кипящую колбу. — А призрачная пыль вполне видна?! Это же прорыв, мне за такое столько заплатят!
В жидкости появились голубые блесточки, только мужчина высыпал из маленького пакетика призрачную пыль. Сейчас объясню: Смерть всегда оставляет за собой свою особую пыль, Гостлены ещё называют это серое блестящее вещество могильной пыльцой. Только госпожа Смерть приходит — от взмахов косы, движений костлявого тела и чёрного плаща отлетают крупицы. В них таится её сила, вся мощь и благословления и проклятия одновременно. Смерть соткана из могильной пыльцы, так что у Гостленов существует теория, что госпожа создала наш род из этой пыли. А поскольку призраки — считай, часть Смерти, на их телах образуется призрачная пыль, которую они оставляют повсеместно. Особенные, кстати, тоже.