— И, заметь, на словах Сабо тесно связана с этим Отцом. Может, призраки терки какие-то вспомнили?
Почувствовала, как голова начинает гудеть голова.
— Честно, без малейшего понятия. Кажется, эту информацию тоже сожрал туман.
Эйдан не скрыл смешка.
— Хотелось бы, чтобы мы с тобой промыли туману желудок!
Я хихикнула, смотря вдаль. Вроде успокоилась, но потом поняла, что идём мы что-то долго.
— Пс, Эйдан.
— А-я? — Тайлер повёл курносым носом.
— А тебя не смущает, что мы все никак до обители не доходим?
Сначала Эйдан потупил взгляд, зрачки сузились. Затем он охнул, тряся головой.
— Сломанная чипса, точно!
Я даже вздрогнула от его вскрика.
— Помнишь, я говорил, что открываются двери там, где их нет? Кажется, призрачная версия устроена по другому!
Я нахмурила брови.
— Есть шанс того, что мы идём вообще не в том направлении?
Тайлер покраснел.
— Наверное, да. Блин, надо было спросить у того мужика!
Я попыталась успокоиться. Положила руку другу на напряженное плечо.
— Вокруг нас полно призраков. Тише, Эйдан, вот сейчас возьмём и спросим!
Тайлер хотел что-то сказать, но ему не дала проехавший на всей скорости, по всем лужам серый, призрачный «Фольксваген-жук». Брюки Эйдана чуть испачкались, он ругнулся, отряхивая грязь. Ругаясь на водителя, я вдруг поняла, что мы дошли до… парковки к торговому центру. Проезжало куча машин, беря у одной женщины талоны. В голове созрел план.
— Эйдан, — я похлопала возмущающегося и ругающегося на всю улицу Эйдана, развернула к себе. — Эйдан, прекрати уже! У тебя ничего не видно!
Сплевывая от злости, Тайлер, постепенно успокоившись, заинтересованно глянул на меня.
— Посмотри-ка перед собой, — подмигнула, поправляя выбившуюся прядь волос.
Вдохнув, Эйдан посмотрел вперёд, на парковку, полную автомобилей разных марок и эпох. Затем перешёл к пошатывающемуся торговому центру из красного кирпича, оглядел все пять этажей, в окнах которых мелькали белые огоньки. Потом он заострил внимание на женщине, что раздавала из своей тесной каморки талоны в призрачные руки. Темно-синий комбинезон слегка помялся, фуражка съехала с собранных в неопрятный пучок волос, чьи смоляные локоны лезли в жилистое лицо. Взгляд мутных очей был строгим, а голос твёрдым, почти мужским. Ей явно не в удовольствие было объяснять водителям что да как.
— Смекнул? — я хитро улыбнулась, пропуская бесконечный поток легковушек.
Поправив повязку, Эйдан ухмыльнулся.
— Ещё как. Пошли, зададим этой дамочке загадку от Жака Фреско.
Мы по узенькой тротуарной дорожке дошли до шлагбаума, дождались, пока оставшийся десяток автомобилей проедет. Как только поток закончился, и женщина закрыла шлагбаум, томно вздыхая, мы быстренько подбежали к каморке.
— Доброй ночи, мисс! — поприветствовал дружелюбно Эйдан, а женщина охнула, чуть ли не отскакивая в глубины убежища.
— Здравствуйте, — я встала около Тайлера.
— Живые? — задала знакомый вопрос душа.
— Да-да, это мы, — коротко бросил Тайлер.
Пару раз вдохнув и поправив зону декольте, женщина высунулась из маленького окна.
— Шо надо, мальки? — забасила она, улыбаясь ярко накрашенными губами.
Эйдан показательно кашлянул.
— Мисс, не подскажете, как нам попасть в Детскую обитель?
Женщина нахмурилась, надувая щеки.
— Куда?
— Ну, в Детскую обитель, — друг прикусил губу, — заброшенные детские сады, пострадавшие в Американо-Мексиканской войне.
— А-а-а, — тетка стукнула по столику, поправляя фуражку. — Так вы броквеновцы!
— Да, а что?
— В призрачном Броквене все по-другому, грамотеи, — контроллер насмешливо покачала головой. — У нас тут другие названия. Вам в Этис, там все-все дети обитают: и с садов, и с приютов. Прям мир детства, все радужное такое, як во снах. Жаль, шо детки давно мертвы.
Несмотря на то, что я знала, что в Броквене все мертвое, и дети в тех местах мучительно погибли, по позвоночнику пробежали мурашки. Грубоватый режущий тон и деревенский акцент мертвячки казался мне гробовым, в конец отчаявшимся и смирившимся с тем, что детишки Броквена так и не увидели настоящей жизни. Я представила, как этот Этис наполнен всем тем, о чем только можно мечтать; большими игрушками, сладостями и батутными домиками. И все это было… иллюзией, чтобы не дать детскому горю выплеснуться наружу.