— Ты честно его заработал Кожемяка, комбат глянул на меня и сказал, мы все кто здесь есть, тебе обязаны. Пока всё, что могу это объявить тебе это „от лица службы благодарность“. На том и разошлись. Я уполз под навес, а старшина и комбат ушли по делам службы. Утром нас пополнили, два лейтенанта привели сотни четыре солдат, вокруг завертелось закружилось, командиры формировали роты, старшина крутился как динамо машина, вот он выдаёт боеприпасы, вот организует сан-взвод, вот принимает обоз с питанием и кухней, вот разносит повара. Только моё отделение осталось островком спокойствия в этом море страстей. На свою беду мимо проходил новенький лейтенант, увидел меня блаженно улыбающегося всем радостям жизни. Подскочил и ударом ноги выбил ящик из под меня. Я естественно упал, лейтенант же бился в истерике, почему я не приветствовал его как старшего по званию стоя. Я лежал, он орал, а вокруг клацая затворами, вырастала стена солдатских спин. Когда до истерика дошло, в какой ситуации он очутился, поток слов и ругательств заткнулся мгновенно. Стена немного разошлась и в спину убегающему лейтенанту кто то сказал, — перевёлся бы ты куда ни то, первого же боя не переживёшь.
— Спасибо братцы! Чуть не заклевал петух крашеный. Бойцы рассмеялись и разошлись. Вечером было построение всего батальона. Приехало начальство, и комбат приказал поставить меня в строй. Я уже чувствовал себя намного лучше, но долго стоять мне ещё было трудно. Перед бойцами выступал дивизионный комиссар, говорил о временных трудностях о героической Красной армии, о героях которые не щадя собственной жизни останавливают врага:
— И один из таких героев находится среди вас! Младший сержант Кожемяка! Выйти из строя!
— Я хлопнул по лечу впереди стоящего, тот сделал шаг вперёд и в сторону, я же чеканя по возможности шаг вышел из строя и слегка довернув, строевым шагом подошёл к комиссару. Отдал честь и доложился:
— Товарищ дивизионный комиссар, младший сержант Кожемяка по вашему приказанию прибыл.
— Батальон смирно! Слушай приказ. За воинскую смекалку и героизм проявленную младшим сержантом Кожемякой Алексеем Алексеевичем при захвате и уничтожении вражеского аэродрома, самолётов и экипажей, за спасение советского экипажа майора Горюнова, за участие в бомбёжке стратегического моста через реку Сож, присвоить ему звание сержанта и наградить Орденом Боевого Красного Знамени. За отражение атаки и уничтожении восьми танков их экипажей и за снайперскую стрельбу лишившую наступающий немецкий батальон офицеров, на позициях у деревни Небылица, присвоить очередное воинское звание старший сержант и наградить вторым Орденом Красного Знамени. За подожжённый немецкий тяжелый танк прорыва, который заблокировал немцам возможность прорвать нашу оборону и тем самым решил исход боя, за то что будучи контуженным не покинул поле боя, а остался со своим товарищами морально поддерживая их боевой дух, старшему сержанту Кожемяке Алексею Алексеевичу присваивается очередное звание старшина и награждается Орденом Красной Звезды“! Комиссар лично прикрутил мне ордена на гимнастёрку, я отдал честь и произнёс „Служу трудовому народу! Далее вызвали Вольцова, он получил звание младшего сержанта, медаль „за Отвагу“, за бой с восемью танками и немецкими разведчиками, и Орден Красной Звезды за танк прорыва. А что, он рисковал также как и я и ещё и вытащил меня оглушённого к своим. Честно всё заслужил. Возвращаясь в строй, он остановился возле меня пожал мне руку и сказал:
— Спасибо товарищ старшина, это всё ваша заслуга.
— Пустое Паша, ответил я ему, мы с тобой ещё Героями Советского Союза станем, попомни мои слова. На фронт нас не отправили, фронт дошёл до нас сам, немцы давили танками и бомбили слабую спонтанно созданную оборону состоящую из ранее разбитых пехотных дивизий, разбивали их еще раз разом, и надвигались казалось необоримой силой. Я то знал, где мы их остановим, но чем чёрт не шутит, может в этом мире будет как то иначе. Зачем то я здесь появился, нет конечно, я не считал себя Спасителем, наоборот я считал себя маленьким алмазным камешком, ломающим шестерёнки немецкой военной машине. Батальон занял позиции в предместье Киева, между Святошинскими озерами. Там находился укрепрайон с бетонными ДОТами. Вот их мы и прикрывали. Укрепрайон имел свой гарнизон, который сидя за многометровыми бетонными стенами, посмеивался над пехотой закапывающуюся в землю у них в тылу. Когда комбат в очередной раз обходил позиции, я сказал ему: