— Товарищи рабочие, обратился я к ним, — Всё хорошо в вашем слонобое, но лягается он падло как хороший жеребец. После трёх пяти выстрелов плечо болит так, что начинаешь больше думать о плече, чем о танках противника. Что, нельзя ничего с этим поделать? Не верю! Поставьте, какой ни-будь амортизатор в приклад, переделайте дульный тормоз. Что это за дульный тормоз, который перекрывает обзор стрелку. Хорошо я, посмотрите на меня, метр девяносто рост и метр в плечах, но масса стрелков послабее натурой им то, как достаётся. Давайте думать вместе. Я вам расскажу практику применения, и вы смешаете её с теорией выстрела, глядишь, чего-то получится. Есть же у вас образцы зарубежной техники, в крайнем случае, фотографии, что неужели там ничего нет полезного? Мне вручили всё-таки ружьё, но обещали его доработать по моим требованиям. На заводе я задержался ещё дней на десять, но в итоге я получил то, что хотел. Ружьё во первых разбиралось на четыре части. Ствол, затворная коробка, трубчатый приклад с амортизаторам и пружиной внутри, и совершенно новой конструкции дульный тормоз, плоский, и трёх камерный. Собиралось ружьё за пару минут. Чтобы нести его не нужен был второй номер. Разобранные части ружья лежали в удобной разгрузке, а ствол, укороченный до восьмисот миллиметров, свободно висел на плече. Кроме того я попросил и мне сделали обоймы на десять патронов, и крепления для снайперского прицела. Когда всё собрали в кучу и отстреляли на полигоне, народ ахнул. Ружьё получилось легче, весило около 15 килограммов, во вторых с оптическим прицелом я уверенно поражал ростовые цели на дальности в 1200–1600 метров, в третьих отдача чуть превышала отдачу Мосинки. Там же на заводе я предложил изготовить по своим чертежам глушитель для карабина Мосина. Слегка покочевряжившись, исполнили и этот заказ, правда сильно удивившись конструкцией и степенью звукопоглощения. На приклад с аморизацией и глушитель оформили мне авторство изобретения, на остальные новшества оформили соавторство. Ну и на том спасибо. Наконец честно заплатив кассу завода, стоимость ружья, запасного ствола и глушителя, я отнёс остальные деньги в ближайший детский дом. Всё, пора на заработки.
Батальон в который я попал, собрали из выздоровевших раненых, и прошедших сквозь сито НКВД вышедших из окружений бойцов и командиров, а также призвавшихся и слегка обученных призывников.
— Не самый худший вариант, подумал я. Всё же большая часть обстреляна опытна и зла остальные подтянутся. Ночью переправились через Волгу и к обеду уже были в окопах под хутором Перепольным. Всегда вспоминаю Галыгина с его точными определениями суки. Вот я и говорю Сталинградская степь это сука! Солнце палящее грунт состоявший наполовину из известняка, наполовину из глины и сука полное отсутствие воды! И немцы, как же без гансов вон они в пятистах метрах выглядывают из окопов. Щаз я вас научу, что подглядывать нехорошо. Мне всё же дали второго номера, щуплого пацана, едва окончившего десятилетку и рванувшего добровольцем на фронт.
— Стёпа! Представился он глядя на мою орденоносную грудь.
— Стёпа, готовься закапываться в землю, мне эта глубина окопа не нравится. Запомни, чем глубже окоп, тем длиннее жизнь. Вот отсюда и до обеда и на такую глубину показал ему фронт работы. А сам, прихватив его карабин, пошел в сторону командира взвода испросить разрешение на охоту.
— Снайпер говоришь? Ну, завалишь пару немцев, они обозлятся и закидают нас минами. Оно мне надо? Вот пойдут в атаку, так ради бога развлекайся. А пока нишкни!
— Ну и что ответить на эту окопную мудрость? А ничего, вот с этим приказом я и вернулся к себе на позицию. Стёпа копал в правильном направлении и глубине, я решил не мешать ему совершать трудовой подвиг. Скушно мать его ети. От нечего делать собрал птр, накрутил прицел, обмотал ружьё специально окрашенной полоской ткани, присел в окопе, прислушиваясь к окружающему меня пространству. И вот оно, где-то на краю общего шума, порывов ветра, скребков лопаты о грунт, разговоров в окопе едва слышно послышался стрекот мотора. Машина? Мотоцикл? Я слегка напрягся звук шёл с неба! Практически над немецкими позициями на высоте метров трёхсот летел какой-то уродливый самолёт. Наш разведчик? Немцы не стреляют. Значит немец, КАА проснулся во мне заворочался и открыв пасть зашипел,