Не тут то было. Третий раз Лондон накрыла волна штурма. На этот раз тотального. Ушел в каюту. Слабость меня доконает.
Уж не ведаю, по обычаю, или так вышло — но войска потрошили Лондон три дня, в течение которых улочки города наполнились мельканием непонятно кого, выстрелами и криками. Моя совесть признала некоторые доводы разума, но все одно продолжила меня покусывать, ссылаясь, что у нее работа такая.
Вечерами Памбург ездил совещаться с союзниками, и возвращался от них на бровях. Особо его радовали знаки уважения, оказываемые ему, как адмиралу. Тревожный звоночек, видимо Яков начал политическую многоходовку. Как мне надоел этот гадюшник.
Про меня, на всех встречах говорилось о тяжелой и продолжительной болезни, что было чистейшей правдой. Нормальные политики в правду не верят, в результате, мне, с глубочайшими соболезновании о моем нездоровье, прислали французского лекаря. Взглянул с интересом на его пыточный инвентарь и категорически отказался пускать себе кровь. Впрочем, эскулап и не настаивал — задачу ему явно поставили не лечебную, а разведывательную. Звание эскулап, для этого худого, глазастого француза — подходило как нельзя лучше. Ведь врачей стали называть эскулапами в честь бога Асклепия, и это всегда пробуждало у меня улыбку. Дело в том, что по преданию, родителей Асклипия сожгли, и воспитывал будущего бога кентавр Хирон, обучая медицине. Чему может научить специалист, состоящий на две трети из коня и только на одну треть из человека? Вот и появилась у меня устойчивая ассоциация — «эскулап — коновал». По легенде все было, само собой, не так — Асклепий изучил все тонкости медицины, стал бессмертным и научился воскрешать людей, за что и был убит богами, превратившись, после смерти, в созвездие Змееносца. В наследство людям остался посох Асклепия, обвитый змеей — этот символ так и дошел до моего времени, с некоторыми модификациями на значках медиков.
Быстро спровадив эскулапа, продолжили с флотскими лекарями, эксперименты над моим телом. «… Выпей княже отвар иван-чая с сосновыми почками, да приляг, мы тебя гусиным жиром разотрем…».
На четвертый день относительной тишины и неподвижности удалось договориться с организмом о компромиссе. Он больше не будет отключаться, а с моей стороны пришлось пообещать, никуда не лезть… Да, и трещины на плитах корпусов канонерок не проверять… и износ стволов не оценивать, и … словом — ничего нельзя. Зачем тогда, спрашивается, мне здоровье?!
В стволы, все же, заглянул. Мрачно там все. Надеюсь, хоть теперь Россия получила передышку, ибо флот свой боевой ресурс значительно потратил, и его восстановление у нас займет минимум года два. Но об этом не сказал даже Памбургу — мало ли, сболтнет случайно на фуршете. Для себя сделал еще одну пометку в блокнотике — плохо у нас подготовлены офицеры и пушкари. Почему мне не доложили, что стволы расстреляны в хлам?! … И хорошо, что не доложили, а то мало ли кому они еще доложат.
На пятый день мне надоел запах победы. Вспомнилась песня Тэм.
…
Будут чахнуть плащи на гвоздях
А мы будем грустить при свечах
О прожитой весне, о бездарной войне
Будут пальцы бродить, по жестокой струне
И очнувшись в бреду, по дождливой поре
Я скажу, а давай, мы уйдем на заре!
Первый раз за эти дни, сел к столу, и потянул чистые листы бумаги, готовясь изрисовывать их узорами слов, донося до Якова простую мысль — вы тут хозяйничайте, а нам пора.
Сбежать не вышло. В ответ меня завалили письмами, пожеланиями и чуть ли не приказами. Хорошо, что на ковер не …эээ… приглашали. Видимо сделали правильные выводы из предыдущей переписки и перебранки.
Еще радует, что Яков не встал в позу, будто мы сожгли его столицу. А то мне захочется встать в еще более эффектную стойку, но у нас кончились ракеты и предельно мало снарядов.
Вопрос о наших перегруженных транспортах Яков так же не поднимал, посему, на остальные вопросы пришлось отвечать вежливо и договариваться полюбовно.
Сильно поредевшая эскадра ушла из Темзы только через неделю. Средиземноморскую эскадру в десяток фрегатов, во главе с Памбургом, пришлось оставить в устье Темзы, как временную меру защиты королевства с моря. Интересно, от кого они собрались защищаться?
Перед прощанием провел с Памбургом несколько вечеров, расписывая возможные ситуации и предостерегая от утечек технологий. Впрочем, шила в мешке не утаить. По крайней мере — долго.