Обернулся к Глебу, вцепившемуся в планширь рядом со мной.
— Выводи эскадру капитан. Конвой на тебе. Следи за навалом на край ледового фарватера.
Предстоял второй сложный этап. Навал на край монолитного льда может запросто проломить нам борт, особенно если напоремся на лед неудачно.
Корабли выводили со страховкой, везя санями с наветренной стороны корабельные якоря на полностью выпущенных якорных канатах. Со стороны смотрелось, может и смешно — корабль на веревочках — но помогало здорово.
Мешанина льдин в фарватере осложняла проводку еще больше. Будь тут лед начала февраля — не решился бы расталкивать его деревянными кораблями. Лед конца марта и то уступал неохотно. Третий маленький шажок сделали. Он вышел самым сложным. Не обошлось без небольших подрывов крупных льдин и ручной работы баграми. Но мы это сделали — альтернативой было только дойти к Балтике в июне.
Дальше эскадра начала бег семимильными шагами. Погода первого дня похода задала настроение на все оставшееся время. Ясное и солнечное. Мы вырвались! Теперь эскадру, неудержимо набирающую ход, никто не остановит. Просто не догонит.
Еще один безостановочный переход до Готланда. Три апостола и Сокол с фрегатом боролись со встречным ветром горла Белого моря. Гораздо южнее, полки корпуса подходили к Нарве. Армия Апраксина занимала предместья Выборга. В это же время Петр с 35 тысячами выступил из Нарвы на Ригу.
Из глубины России накатывала первая волна переселенцев. В оставленных ими бараках устраивались новые люди, радовавшиеся, что их, вместе с семьями, приняли в отличные хозяйства. Солдаты южной армии вяло удивлялись, к чему бы им так богато огневого припаса выдали, а в Константинополе, на северной стене, в окружении рыцарей стоял гроссмейстер Ордена, выжидающе глядя вдаль. На север. На Неве оглушительно трещал лед, вздыбливая накатанные дороги, присыпанные корой и кирпичной пылью зимних работ. Весна начинала цикл разрушения, ломая все созданное зимой. По ее стопам шли наши полки и эскадры, стягиваясь к небольшой точке на карте. Этой весной туда шли не только мы. Неотвратимо приближался май 1703 года.
Ходко начавшийся поход эскадры, становился все быстрее и быстрее, что было уже не к добру. На идущим головным Соколе рифили паруса, но расходящийся ветер быстро наверстывал уменьшение площади своим усилением. Раскачивалась волна, превращаясь из зыби в валы, обдающие брызгами палубу. Вляпались. Искренне надеялся проскочить после зимних штормов. Ну не до борьбы нам со стихией!
Море только усмехнулось, над планами оседлавших его таракашек и заплевало снасти пеной. Эскадра доворачивала на север, удаляясь от норвежских берегов. Путь удлинялся, зато расходящиеся волны не били теперь в борт и не грозили выкинуть на камни.
Апостолы начали отставать, активно сбрасывая паруса с передних мачт. Даже для этих монстров ветерок становился чрезмерным. Метров 20 в секунду уже вдувало. Волны выросли метров до пяти, и Сокол стал напоминать не менее гордую птицу нырка, не успевая всплывать на все волны. Потемнело, видимость упала километров до двух, да и то только с марса, так как с палубы видно было исключительно волны и пену. Еще хорошо, что без дождя или снега обходимся. Проблем и так хватает.
Матросы, пережидая потоки воды, прокатывающиеся по палубе, перебегали от мачты к мачте. За кормой, когда она выныривала из волн, можно было разглядеть два водяных фонтанчика сбрасываемой ручными помпами воды. Тревожный признак.
Дождался прокатывания очередного вала, поймал крен в нужную сторону и перебежал к трюмному люку. Мы уже тонем или еще нет? Нам тонуть нельзя! Меня Петр за такое четвертует в особо извращенной форме.
Привычно спружинил ногами за убегающей палубой, и оперся на стену, в ожидании крена — по руке побежала холодная струйка воды с рукава штормовки. С подола, на среднюю палубу, вода так просто текла потоком, причем, стекая не только по наружной стороне штормовки но и по внутренней. Вот ведь мы попали!..!
Чавкая, сбежал на нижнюю палубу. Хотел было отчитать за открытые люки в трюм, но, заглянув туда, решил не отвлекать матросов от увлекательного соревнования с поступающей водой. Как башни не герметизируй — все одно они сильно протекают, когда мы ныряем. Вода дырочку найдет.
Судя по тому, что на помпах работают в две смены, а не в четыре — мы не тонем, резерв производительности по откачке еще есть. Зато палубы помоем.
Выбирался наверх, шатаясь, как пьяный от переборки к переборке, с чувством облегчения, слегка подпорченного мыслью — а ведь на фрегате восемь башен. Но там и команда больше.
Подгадал открытие люка к сходу очередной, прокатившейся волны и вывалился на корму, немедленно прихватив локтем такелаж. Мокрый капюшон сползал на глаза, по ногам била вода, с шумом сливаясь через шпигаты. Все хорошо.
В размеренности неприятностей есть своя прелесть. Эскадра нащупала устойчивый курс, и теперь стихия била нас с пунктуальной периодичностью. Некоторые удары послабже, некоторые посильнее, но организм уже втянулся в ритм, где надо держаться, а когда можно окинуть взглядом обстановку или перебежать.
Периодически корма всплывала на гребень волны, на краткий миг открывался вид на мачты эскадры, будто бы торчащие прямо из-под воды. Хорошо идем! Даже фрегат вроде не отстает, что есть основной признак его успешной борьбы с затоплением. Как только начнет отставать — значит, набрал воды в трюмы. Что тогда делать — сложный вопрос.
Ветер усиливался, подбираясь к 25 метрам в секунду. Сокол скрипел такелажем и мачтами, на снастях уже не осталось ни одного матроса, все одно ничего нельзя сделать. Триселя гудели, напряженные, будто стальные листы. Начали отставать апостолы, которых просто сдувало, несмотря на все старания команд. Плохо.
Шторм. Хоть и говорят, что штормить может сутками — но обычно, шторм длиться от 6 до 12 часов. Значит, по минимуму — нам еще четыре часа держатся.
Сидел в своей каморке, удобно расперев себя ногами и спиной между переборками. Прикидывал варианты, куда нас может снести, вскидываясь на особо сильные удары волн. Этим же самым занимались наши навигаторы. Шторм штормом, но учебу никто не отменял. Вот шторм закончится, и проверим, кто ближе к истине будет, а кому корабль после шторма отмывать.
Удары волн ослабевали. Вовремя. А то все тело болит. Выскочил еще раз на корму, приняв полезную для здоровья солевую ванну. Эскадра держалась в кильватере. Молодцы мы! Семь часов шторма, а корабли удержались в пределах видимости! Готов был прямо сейчас вручить всем по значку «Небывалое — бывает» из ящиков груза апостолов, да только вот никто это деяние подвигом не сочтет. Обычная работа.
Выглянуло солнышко, разбежавшись брызгами солнечных зайчиков по успокаивающейся зыби. Начало слегка подташнивать — значит, все хорошо, погода штатная. По поводу морской болезни — наверное, есть люди совершенно ее не чувствующие, но в большинстве случаев — это бравада. На мерной зыби нехорошо всем — некоторым меньше, некоторым больше. С опытом просто перестаешь обращать внимание на дискомфорт. Вот во время штормов морская болезнь отступает — не до нее. Зато возвращение дискомфорта говорит о штатном режиме плаванья. Отлично.
Драил медяшку компаса, под скрытые ухмылки всего экипажа. Радовался, каких орлов взрастил. Быстрее меня на линейке считать навострились! Еще бы канониры так шустро считали, совсем хорошо бы стало. С ними, что ли, поспорить?
Сокол расцвел сигнальными флагами, хотелось передать хорошее настроение по всей эскадре, которая начинала забирать к югу, возвращаясь на маршрут. Не остановить нас штормам и супостатам. Цветочки все это.
Входили в Северное море настороженно. Оживленно тут стало, паруса одинокие, паруса группками. В Скагерраке много суденышек, благоразумно разбегающихся при нашем приближении. Нас теперь ни с кем не путали. Приятно.
Насторожила крайне вялая реакция крепости Кронборг. Уже все? Любовь с датчанами закончилась? Или им надоели шмыгающие через Эресунн русские? Ладно, освободятся канонерки, приду в Копенгаген и спрошу.