Вообще, Петербург радовал, как может радовать квартира в самый разгар ремонта — когда кругом мусора по колено, везде висят непонятные ошметки, но в строительной пыли витает призрак исполнения мечты.
Мое прибытие на стройплощадку стало тем щелчком, который прорвал плотину. Сутками ко мне шли мастера, как наши, так и иностранные. Вызвал шок у иностранцев, отказавшись решать их проблемы, пока они не объяснят их мне на русском языке — вон, итальянцы первого набора уже весьма бегло и витиевато объяснялись на языке своей новой родины, привычно дополняя язык жестами — есть с кого брать пример.
Нашел работу для художников, которые маялись в ожидании хоть одной отштукатуренной стены, которую можно будет расписать. Посадил их рисовать ростовую картину на беленом холсте с условным названием «Россия». На все их крики, что одному только грунту надо месяц сохнуть дал три недели на всю картину. Ну и выдал множество своих набросков, как должна выглядеть территория России, после всех перетрубаций прошедших лет и последних событий. Рисовать специалистов попросил красочно, с рыбами, всадниками и ангелочками, которыми так любят украшать карты этого времени.
Задумка была проста. Слова — это одно, а вот зрительная картинка … тут уж Петр упрется на всех переговорах, стараясь подогнать реальность к моему вымыслу. Особенно если красиво нарисуют.
Первую неделю, прожитую в Ниене, могу оценить как кошмарную. В Вавчуге так не уставал даже в разгар карусели. И спрятаться от этого потока было просто некуда — кругом выкорчеванное поле, с вырезанным кустарником, да земляные отвалы.
На вторую неделю жизнь слегка наладилась — начали работать назначенные мной кураторы направлений, и меня посетила прекрасная идея — переехать в казармы Двинского полка, спрятанные за земляным редутом у строящегося Петропавловского форта. Вот так форт и стал резиденцией губернатора, которого временно заменял.
Немедленно возник вопрос о мосте. Даже думал перенести резиденцию на левый берег, лишь бы не начинать еще один затратный проект. Но потом решил, что лучше сделать хорошо сразу, чем потом десяток раз переделывать — тем более, этим летом немножко «мародерствовал», и деньги были. В кой-то веки у меня завелись монетки. Разве это не повод их немедленно потратить?
Перебирал с мастерами представленные проекты моста. Чувствовал себя эдаким нуворишем, которому все не нравится — тут вид плохой, это выглядит несолидно…
Не прониклись мастера еще новыми технологиями. Набросал им эскизик, как этот мост вижу — с высокими каменными быками, башнями и разводным пролетом. Порадовался азарту, появившемуся в глазах специалистов … да, именно так, приведем баржи с камнем и затопим, да еще и камедью зальем, а балки разводных пролетов железными сделаем… а вот вид, и чтоб с набережной гармонировал — это, мастера, вы уж сами …
Землекопы жаловались на строителей, что мешают им рыть каналы, строители на каменщиков, что задерживают поставки, каменщики на нехватку инструмента и барж. На транспортников вообще все жаловались, но пополнялся маломерный флот крайне медленно. На строительство и так стекались все мелкие посудины, собранные на Балтике. Транспорт оказался узким местом. Особенно команды на плавающую сборную солянку.
Отбирать суденышки по, уже почти своему, берегу Финского и Ботнического залива — не хотелось. Зачем искусственно завышать напряженность с местным населением? Пришлось вникать в графики поставок и оптимизировать их в меру сил. Капля в море. Ладно, пусть капает. Глядишь, полная чаша и наберется.
Если честно, просто до конца не осознавал, на что подписываюсь. Быстрее всего рыли каналы — оказывается, вырыть новый канал быстрее и проще, чем углубить, очистить и выровнять берега у существующей речки. Вот и рыли, практически не опираясь на ландшафт, данный природой. Причем, при такой толпе народа и технологиях, внедренных мастерами из Вавчуга, каналы вытягивались прямо на глазах. От воды их отделяли только тонкие перемычки.
Дальше начинались проблемы. Берега сразу одевали в камень, пока воду не пустили. Но камня было катастрофически мало. Баржи из Ладоги пустели, за считанные минуты и у причалов толпился народ с подводами, споря, чья дальше будет очередь. Кирпич на строительство домов везли ганзейцы, и его было не больше, чем камня. Наши купцы мышей не ловили, обеспечив подвоз менее тысячи подвод кирпича. Мастерские, по производству кирпича на месте еще только калили первую закладку. Затык.
Мастера предлагали строить из дерева, которого было в избытке — отказал. Из дерева делаем только времянки, где живут рабочие, с последующим их сносом.
Вот такая проблема. Даже при наличии людей и денег — строительство идет еле-еле. Быстро выходит только копать да разбивать парки.
Второй по значимости стала проблема обустройства людей. Стихийное рытье землянок прошлого года перешло в войну Двинского полка против болезней. Мысленно повесил себе медаль на шею, за догадливость. Кабы не лучший, из обученных, полк — на стройке начались бы проблемы. Ребята справились с болезнями и потасовками, составляя гигантские списки запросов на поставки медикаментов и ТПН. Даже решились полковую казну тратить, отправляя женщин, пришедших на стройку со своими мужиками, на сборы трав и ягод. Объявил морпехам благодарность от лица государя и устроил разнос строителям общинных домов. Им что? Леса мало?! Или людей? Обещал, что если и этой зимой строители будут куковать в землянках — Петербург обзаведется лобным местом. И вовсе не от слова «лоб», которое на Руси обозначало, в том числе, крутой спуск к воде, а от словосочетания «рубить лбы».
Вообще, со смертностью на строительстве боролись всеми силами, и довольно успешно. В мое время бытовала легенда, что, Петербург построен на костях, и там погибло до 300 тысяч человек. Но легенду эту, отчего-то, раздували в основном иностранцы, и особым доверием она пользовалась у англичан. Не наводит на мысли?
Еще одной легендой стал массовый, подневольный труд на строительстве. Тут сложно сказать — пленные действительно работали, тысяч десять точно было, и их ежегодно сменяли на свежих, так как работа считалась тяжелой, и работали пленные «вахтами». Но проживало то на строительстве около 40 тысяч. Остальные тридцать работали вольнонаемными, получая зарплату и работая по 3–5 месяцев, сменяясь даже чаще, чем подневольные пленные. Откуда тогда придумали 300 тысяч умерших? Да, наверное, оттуда, откуда бриттов давеча атаковали сотни пиратов, вместо двух десятков фрегатов Крюйса.
Если проще — лжа это все. Придумки класса медведей, бродящих по улицам.
Вот волки на улицах Питера в это время встречались. Это лично видел. Перебегали по сухим каналам, и рыскали между, не разровненными, земляными отвалами — напоминая стаи собак моего времени. Зайцев видел — несущихся по стройке как угорелые, и петляющих меж ловящих их мужиков. Даже лис видел, нарезающих круги у опушки. А вот медведей не было. Придумки это. Как и выдумки про сотни тысяч умерших.
Разгребал дела до конца сентября. Потом пошли сплошные дожди, и работа на строительстве замедлилась, давая возможность каменотесам исправить положение с материалами.
Собственно, самые больные вопросы разгреб, кипы заказов на поставки, в том числе и железных ферм, получил — и можно было продолжить путь. Вот и продолжил, возглавив почты тысячу мужиков с шестью сотнями подвод, ведя караван к речке Ижоре, или Инкери, как ее называли встарь.
Ижорские земли имеют историю не менее разнообразную, чем Финский залив. На впадении Ижоры в Неву, так называемой Усть-Ижоре, не только бился Александр Невский, вместе с родичем Пушкина — тут, позже, творились еще и дела государственные. Меньшиков, бездарно, строил плотину и прочувствованно возводил, свой летний дом. Тут стояла первая в Петербурге верфь, опередившая даже Адмиралтейство, тут и дела церковные творились, особо Петром почитаемые — так как он родился в один день с Александром Невским, и считал его своим покровителем. Богата река историей. И еще богата перепадом высот, песком и глиной на своих берегах, да густым строевым лесом.