Обмен мнениями датчан затянулся. Держал нервы в узде, сохраняя видимость спокойствия. Надо вносить в Академию, на военный факультет, занятия по посольской подготовке. Высшие офицеры должны знать, как действовать в таких вот ситуациях.
Разрешилось все неожиданно просто. Старичок, от имени короля, поблагодарил меня за передачу воли моего монарха, всем своим видом показывая, что благодарит меня именно король, да и то строго по протоколу. После чего мне предложили «ступать», над словами Петра Фредерик обещал подумать несколько дней и отписать. Пришлось уточнить, ждать ли мне ответа тут, или …
Обмен мнениями на датском привел к предложению ждать тут неизвестно сколько. Поклонившись кивком королю, сообщил, что через полторы седмицы меня ожидает государь, и могу ждать четыре дня, опосля чего, обязан покинуть гостеприимную бухту Копенгагена и его замечательных жителей — ибо воля моего монарха для нас, его слуг, закон, и она будет выполнена всегда!
Испросил разрешения удалиться. Измотал меня этот короткий разговор и длинные недомолвки. Буду все эти четыре дня валяться на койке и пить отвары. Лекарей попрошу еще и цветы пустырника в отвар добавить, а то начну на людей бросаться. И языки учить надо. Где бы на все время взять?
До канонерок нас даже отвезли. Вежливый мажордом, или как их тут называют, очень красочно демонстрировал жестами, как он страждет нас проводить. Но на него шикнул кто-то из местных шишек в зале, где мне пришлось собирать свою свиту. Еще один раунд переговоров собрал вокруг меня приличную толпу народа, пришлось подтверждать, что да, готовы в Дании заказывать множество вещей, да и канал готовы строить, ежели король наши договоренности не порушит. Еще кучу «да», в том числе и про то, что нанимаем на службу. И не меньшую горку «нет», так как про массовые казни свеев ничего не слышал, как и про казни осман, вместе с переселенцами не ведаю. И медведи по улицам у нас не ходят — это для проформы упомянул.
Разговоры пошли светские, и смущенный толмач перевел мне рекомендацию пышного датчанина, сменить его, в смысле толмача. А то не любят даны говорить по-шведски. Могут, но не любят. Посмотрел с осуждением на мнущегося переводчика. И почему, интересно, был уверен, что толмач переводит на датский? Будет мне уроком. Датчане и в мое то время не любили шведов, а ныне так подавно. Только другого толмача у нас нет. Везде проблема с кадрами…
В продолжившихся беседах делал акцент, что все дела, которые вместе творим, будут в силе, пока мы друзья. На это немедленно получил прощупывающие вопросы, есть ли причина сомневаться в нерушимости и так далее. Вот тут и рубанул правду — да, есть. Эскадра англичан и голландцев в прошлом году в Балтику прошла? Прошла! Наши верные союзники не только ее не остановили, но даже не помогли нам, занятым в баталии под Ригой, отбиться. Сами понимаете, тут без серьезной виры, дело миром не решить.
Ну, и виру назвал, с печальной усмешкой наблюдая, как множество датчан повторяют мимику давешнего старичка. Вот теперь все. Оставалось внять мажордому и покинуть дворец, выбивая подковками по мощеной площади перед дворцом фрагменты пятой симфонии Бетховена, запомнившейся по фильму моего времени — «Аллегро с огнем».
Обратная дорога, под мерный цокот лошадей вызывала грусть. Смотрел на узкие улочки Копенгагена, красивые домики, и видел все это в огне, передергиваясь от видений. Петр не уступит. И Фредерик будет стоять на своем. Бес меня попутал с этой Норвегией. Помолиться что ли?
Зайдя в ворота фактории, постоял на дворе, разглядывая сруб православной часовни, оставшейся ганзейцам в наследство от базы. Только сейчас заметил, с какой любовью подняли это здание. Посмотрел пристально на резьбу по дереву, на прихотливый узор крыши, на полированную латунь в украшениях. Часовня стояла живым воплощением веры. Веры в радость, что может приносить труд, гордость, когда твой труд радует других. Веры в будущее, когда седой старик скажет восхищенным внукам — «А тож! Мы с Парфеном эту церкву и рубили». Много ли надо старости? Совсем чуть-чуть. Верить, что жизнь прожита не зря.
Прошел мимо часовни. У меня свой храм, покачивающийся на волнах, и взметнувший в небо высокие шпили. Да будет каждому человеку по его храму. Аминь.
Поднимаясь из лодки по штормтрапу на Дух, уже почти успокоился. Коли не миновать четвертого года войны, встретим его достойно. Отмахнулся от доклада дежурного офицера.
— Объявляй по кораблям боевую готовность. Увольнения отменяются. Дежурство в башнях посменное, караулы удвоить, наблюдателей удвоить. Выполнять.
Козырнул в ответ на бодрое «Будет исполнено!». Может еще и пронесет. Датчане день-другой перебесятся, а потом, может, и взвесят, что им ценнее — далекие северные земли или близкие соседи.
Над кораблями зажигались звезды, отражаясь блестками на колышущемся море. Среди сонной неподвижности рейда слышались разговоры с Гонца, стоящего рядом. С тихим, катящимся звуком, кормовые башни поводили стволами. Первая ночь под зависшим дамокловым мечом.
Зря Цицерон рассказал про этот меч, висящий на конском волоске над троном, и напоминающий своим существованием про призрачность жизни. Иногда очень уютно в выдуманном мирке. Во многих знаниях — много печали. Жизнь в стиле Шклярского.
Как нервно и четко бьют пальцы чечетку
На мокром окне
Вот ночь утечет, все будет не в счет
Так кажется мне.
Взгляни: а под тем ли, ты солнцем стоишь
Клянись же, ешь землю, что вместе со мною сгоришь
Утром на нас так и не напали. Велел экипажам отсыпаться посменно. В том числе и экипажам Псов, так и просидевших всю ночь в катерах, загруженных Гарпунами. Согласно плану прорыва катера должны были расчистить дорогу канонеркам. Как не печально, но Гарпунов у нас было больше, чем снарядов к соткам.
Днем отсыпался сам. Отвар с пустырником помог оглушить мою паранойю, и засыпал только под привычные причитания совести.
Во второй половине дня политическая труба позвала на работу, так как по-прежнему числился неким политическим консультантом флота. На базу прибыл датчанин с адмиралтейства, пожелавший согласовать совместные действия. Это, какие, любопытно? Где встанет рота арестовывающих, и в каком порядке мы будем выходить за ворота? Шучу, конечно. Даны, не хуже нас, понимают, что полумеры в острых вопросах не спасают.
Адмиралтейство прислало праздничную депешу, рассказывающую, как они все счастливы и как на радостях хотят провести парад, в том числе флота. В общем, сказки рассказывают. Мне бы самому захотелось проверить боевую эффективность неизвестного корабля, получи мы про него противоречивые слухи. Маневры бы выдумал или конкурс, какой. Так что, парад, это они еще неплохо выкрутились.
Посмотрел долгим взглядом на датчанина, ожидавшего ответа, взял из рук толмача толстый, почти картонный лист из адмиралтейства. Словом, тянул время. Устроить нам бяку на параде в упор — проще простого. Но возможно, приглашение и без подвоха — тогда отказываться не стоило. Отоспавшаяся паранойя кричала громче здравого смысла.
Убрал послание в планшетку, и кивнул толмачу переводить.
— Передай на словах. Наши корабли, не парадное оружие, а клинок для смертного боя. Обнажать такой меч в праздник будет святотатством. Но почту за честь, коли с наших кораблей, со стороны, достойные адмиралы на маневры своего флота вместе с нами посмотрят. Жду гостей перед парадом. У меня еще осталось несколько бутылок голландского и английского джина, мы сможем со стороны оценить различия, как вин, так и кораблей.
Расставшись с датчанином, заставил себя не падать обратно в койку, а заняться рутинной проверкой конструкции канонерок. Неизвестно когда еще выдадутся пара дней безделья.
Пробежавшие дни заявили, моими трудами, что канонерки пережили поход в целом неплохо, но со сварными швами надо будет еще поработать. Паутинками глухих, не сквозных, трещин покрылось много швов, особенно в середине корпуса, где знакопеременные нагрузки самые большие. Выработка шиберов двигателя вышла больше, чем ожидалось, но разбирать машины не в самом дружественном порту посчитал неудачной затеей. Накопилось и множество мелочей — накипь в конденсаторах, развальцовка степсов, паучки коррозии, выпирающие из-под краски. Прототипы собирали на себя всю паутину, в архивах моего незнания. Но при этом они прокладывали гать, в болоте неизвестности. Первым всегда трудно.