Утром следующего дня в школе продолжались лихорадочные сборы в поход. Вроде курсантам и собирать то было нечего — однако, вот уже второй день, что то таскали, и самое интересное, постоянно возвращались за забытым. Понимаю, что приказал продолжать занятия на кораблях, тем более что место было — три апостола шли с эскадрой. Но грузить на них всю школу целиком, с моей точки зрения было избыточно. Не вмешивался — у школы есть свой начальник, у флота свой. Вот пусть и решают.
Провел занятия с юнгами и всеми капралами по пользованию спасиками. В приказном порядке велел юнгам носить спасы не снимая. А всем капралам вменил в обязанность следить за этим. Сам знаю, что все равно снимут — но так хоть больше шансов.
Капралам отдал оставшиеся спасы и велел, чтоб каждый день, по очереди, их экипажи работали в жилетах. Если случиться такое чудо, как не умеющий плавать помор — за таким, спас жилет закрепить постоянно.
Пока было время до отправки эскадры в поход — навестил наших поставщиков в Холмогорах. В связи с тем, что мой распланированный бюджет сегодняшней ночью открыл кингстоны и, прибив флаг, пошел ко дну — договорился на покупку шелка для платков морпехам. И кожаных комбинезонов заказал с избытком. Да и по мелочам поиздержался изрядно.
Утром, первого июля 1699 года эскадра, отсалютовав Холмогорам шрапнельными залпами, по словам жалобщиков, побившими куриц у затона за причалами — так и не ввел на флот холостых боеприпасов — отбыла в свой первый учебный поход на месяц. В Архангельске к эскадре присоединяться еще два апостола и вся эта шайка будет месяц пугать идущих к Архангельску и домой купцов, периодически навещая Соловецких монахов. До сжатых зубов хотелось идти с эскадрой. Плюнуть на дела и месяц отрываться в море. Говорят, поборовшим искушение на небесах зачтется. В этом случае можно начинать строить в раю, персонально для меня, гигантское бунгало с гуриями. И плевать, что религии разные — раз говорят, что бог един, не зависимо от того, как его преподносят смертные — значит, и в христианском раю вполне могут быть гурии. А так как мое отношение ко всем религиям одинаковое — моих религиозных чувств такое смешение ничуть не оскорбит. Более того, вечерами еще желаю ходить на пиры к Одину — так что, бунгало должно строиться недалеко от остановки экспресса, ходящего в Валгаллу. Считаю, победой над демоном-искусителем заслужил этот скромный минимум. Да, гурий минимум пару — надо же кому-то и готовить будет. И еще денщика! Чтоб было меня кому из Валгаллы домой тащить. И бумаги. Впрочем, проще весь чердак в Вавчуге туда перенести, ведь распорядитель там всемогущ? Хотя, ему наверняка будет некогда. И даже ему сочувствую — тут с парой заводов носишься весь в мыле, что уж говорить о вселенной. Тяжело вздохнул еще раз. За чердак, наверное, надо будет еще одно искушение побороть.
Все же, католики в этом отношении более конкретны — разработали прейскуранты и распродают индульгенции. Кстати, индульгенция, это вовсе не отпущение грехов — просто у большинства сложилось такое ошибочное представление. Индульгенция — это просто способ заработать денег, придуманный ушлыми католиками не попирая канонов церкви. К грехам, и их последствиям у католиков остался традиционный подход, но они еще придумали надстройку над этим делом, согласно которой — совершенный грех усугубляет предрасположенность человека к злу, и создает духовные тяготы. Одним словом, ухудшает карму и закрывает чакры, наверное, закрывает развесистой клюквой, ну да ладно. Вот для этого и придумали индульгенции — за скромное вознаграждение снимают духовную тяготу и предрасположенность. Чистят карму и открывают чакры для космоса — экстрасенсы нервно курят в сторонке, в ожидании аутодафе, чтоб не создавали конкуренции.
Но, тем не менее, прейскурант на святые дела посчитали достаточно удачным явлением, и в мое время к нему вернулись. Причем, не только католики. Наши попы теперь крестят и освящают что угодно, за деньги, разумеется, начиная от собаки и заканчивая спиннингом, или дробовиком, явно бандитского вида. О дачах, машинах и ларьках — даже не заикаюсь, на это даже прейскуранты устоявшиеся есть, с ценами за квадратный метр или лошадиную силу. Кстати, о дробовиках. Задумался. Абордажникам бы дробовик не помешал, пусть и не освященный — в эту эпоху святые отцы к делу относились серьезнее.
Достал блокнот, начал черкать. Абордажников мало, для них и бумажных гильз с латунным донцем не пожалею. Надо возвращаться в Вавчуг.
Вновь плеск Двины, расступающейся под форштевнем, идущего домой бота. Хлопанье паруса на сильном ветру, играющем с ним в прятки и выглядывающим из-за холмов под самыми неожиданными углами. Задувало вполне достойно, и дорога выплелась короткой. Но все мысли и желания остались с ушедшей эскадрой. Возвращаться не хотелось.
Поднимался от причалов к дому, настроение пасмурное, в противовес погоде. Поспели аккурат к обеду, который намеревался вкусить без суеты, за неспешными сплетнями, на которые Надежда всегда богата. Кузьму посадим на пороге дома с ответственным заданием. Хотя, для такого задания хворостины ему будет мало — а свои пистолеты даже ему не доверяю. Но буду надеяться, что хоть поем спокойно.
Упустил из виду, что кроме мастеров есть еще такое надоедливое изобретение человечества как почта — использующееся в этом веке много активнее, чем в мое время. Письма тут писали много, часто и со вкусом. Не крестьяне, разумеется, но даже самый мелкий чиновник считал неделю прожитой напрасно, если не отправит хоть пару писем — а если, не дай бог, не получит за неделю никакой корреспонденции — то это уже повод для паника, чем он ТАК не угодил начальству. Даже письма с разносами были предпочтительнее полному отсутствию писем.
Меня эта стезя не минула. Получал письма регулярно, и так же регулярно старался на них отвечать, просвещенный Ермолаем по поводу правил местной переписки. Это отнимало, порой, по пол ночи — но приходилось держать лицо. По крайней мере, голову точно приходилось держать от стремления устроиться на столе поудобнее. А для глаз впору было держать вместе с письменными принадлежностями упаковку спичек со срезанными головками — если веки все же пересилят вставленные спички и неудержимо устремятся к заслуженному отдыху — во избежание подрыва.
На этот раз почта пришла обширная — прибыл московский обоз, привез не просто письма, а отчеты. В том числе от верфей, завода, Боцмана и Крюйса. Ждал их давно, и после обеда поднялся на чердак, на автомате отгородившись от лестницы привычной бумажкой.
Почта действительно пришла обширная, даже зародилось сомнение, что успею прочитать, а главное ответить, за сегодня. Ночь также включалась в понятие сегодня, для меня ноль часов уже не был поводом начинать новый день.
Как и опасался, справился только к утру, пресекая любые попытки вытащить меня с чердака под самыми благовидными поводами. Даже чай почти не пил, чтоб лишний раз на двор не бегать.
Новости были, скажем так, разные. В каждом отчете приходилось читать между строк, так как тут принято было отчитываться только хорошим. Например, тот же Крюйс рассказывал, как он лихо гоняет флот, проводя слаживание экипажей — но если вчитаться чуть внимательнее, и немного посчитать на листочке бумаги — вылезают несоответствия по ремонтам. Значит, были не мелкие неисправности, а достаточно серьезные аварии и если выписать даты маневров из его отчета — то в начале июня они чуть не утопили фрегат, а потом добирались в Таганрог аж четыре дня, вместо одного. Но об этом у Крюйса ни слова. Может это и моя мнительность, но ответное письмо Крюйсу писал в строгих тонах, мол, почему не доложили о серьезной аварии, едва не приведшей к потере судов, а также о ряде мелких аварий. Немедленно составить опись, с указанием причин и виновных. Так же составить опись, какие именно недостатки в обучении привели к столь серьезным последствиям! Что дело не обошлось без зеленых курсантов — ничуть не сомневался. Одним словом — гневное письмо всевидящего меня. Пусть так и думают — для адмиралов полезно быть уверенным, что за ними присматривают.
Были в отчете адмирала и не совсем ясные моменты — так и не понял, всех ли мальтийцев отправил в Константинополь или часть все же осталась, и если осталась, то на каких условиях — попросил уточнить. В вопросах с союзниками стоит вникать во все нюансы. Потом Крюйс очень невнятно пересказал отчеты патрульных пар охотников — то ли их провоцируют, то ли они нарываются, но в Черном море неспокойно, а в Средиземное адмирал еще только собирается. Понимая, что мои приказы адмирала могут уже и не застать — все равно указал ему на море действовать жестко, но желательно вне видимости берега. Если там находятся сумасшедшие, провоцирующие патрульную пару наших фрегатов — таких отводить подальше в море и топить. Приз в этом случае не брать, а на все вопросы о судьбе этих провокаторов делать круглые глаза. Но самим к османам не лезть — мало того, что у нас с ними хоть и прозрачный, но мир — так у меня на них еще есть планы.