Катастрофа произошла так близко от нашего борта, что в биноколь ясно и отчетливо виднелись фигуры людей. В момент опрокидывания корабля они бросались в воду, некоторые же, не успев этого сделать по мере переворачивания судна, отступали к килю. И вдруг случилось нечто поразительное. Броненосец, опрокинувшись, не затонул, а остался плавать вверх дном, и на этом черневшем огромном днище толпились люди, число которых все увеличивалось, так как бывшие в воде, видя, что корабль продолжает плавать, снова взбирались на него.
Особенно страшный вид у опрокидывающегося "Александра IIIм имели винты, еще вращающиеся и, вероятно, перекрошившие в воде немало людей.Один из наших легких крейсеров по инициативе с ’'Ушакова” был направлен на помощь команде ".Александра III", но ему не удалось принести пользу и кого-либо спасти, так как со стороны японских крейсеров по нему открыли такой убийственный огонь, что он поневоле отошел. А в то же время в бинокль мы видели, как японские снаряды вырывали целые группы из толпы стоящих на днище "Александра Ш", тщетно ожидавших помощи. Но и этим не окончились еще наши несчастья в этот роковой день.
Шедший теперь во главе эскадры броненосец “Бородино”, на котором уже давно бушевал пожар, около 8 часов вечера получил чрезвычайно опасное попадание, так как у него в корме раздался сильный взрыв, после чего корабль вышел из строя влево, быстро накренился, огромное пламя поднялось над ним, и через несколько минут он скрылся под водой. Помню, что эта новая потеря, совсем ошеломляюще подействовала на меня, как, вероятно, и на всех, кто ее видел. Стало до боли очевидно, что бой окончательно проигран.
Итак, к вечеру, т. е. после шести часов боя, все ядро нашей эскадры оказалось уничтожено, вся сила и ее мощь уже не существовала. Были потеряны почти со всем личным составом броненосцы "Суворов", "Бородино", "Александр Ш", "Ослябя", крейсер “Урал”, плавучая мастерская "Камчатка", и теперь во главе колонны шел избитый, сильно разрушенный "Орел".
Не менее поврежденными шли великолепно дравшиеся целый день старики "Сисой Великий", "Наварин" и "Адмирал Нахимов. Ночью все они стали жертвами минных атак, и что касается "Наварина", так он погиб со всем экипажем, за исключением трех каким-то чудом спасшихся матросов. Еще днем у "Наварина" были сильно разворочены трубы и неоднократно возникали пожары, а у "Нахимова" 12-дюймовым снарядом разрушило всю носовую часть.
Но не надо забывать, что вместе с гибелью наших лучших боевых кораблей мы лишились как командующего эскадрой с его штабом, перешедшим на миноносец, так и следующего за ним флагмана адмирала Фелькерзама, которого мы считали погибшим с "Ослябей".
Таким образом, командование жалкими остатками разбитой эскадры перешло во время боя в руки Небогатова, который только две недели тому назад присоединился со своим отрядом ко второй эскадре. В шестом часу, когда адмирал Рожественский пересел с "Суворова" на "Буйный", на последнем был поднят сигнал, сообщавший, что раненый адмирал на миноносце и командование передается адмиралу Небогатову.
Этот сигнал был разобран у нас и отрепетован на крейсерах Энквиста, но был ли он известен на шедшем значительно впереди "Николае"-не знаю, так как не видел, чтобы он там репетовался. Но как бы то ни было, а вечером на "Николае" был поднят сигнал: "Курс N0-23, следовать за мной". Шедший головным "Орел" уменьшил ход, пропустил вперед "Николая" и затем вступил ему в кильватер. В это время уже стемнело, артиллерийский бой понемногу начал стихать, но зато с наступлением сумерек по всему горизонту, точно из-под воды вынырнули многочисленные отряды миноносцев.
Трудно теперь выразить и передать то тяжелое, удручающее чувство, которое охватило людей, измученных как физически долгим непрерывным боем, так и нравственно целым рядом обрушившихся несчастий, когда появились эти морские хищники. Широким кольцом охватили они наши подбитые корабли, и постепенно это кольцо сжималось и сжималось, пока в начале девятого часа миноносцы не бросились в атаку. Одно лишь могу сказать, что состояние было подавленное, и чтобы понять его, надо испытать все то, что выпало на нашу долю в этот несчастный день.
Еще утром мы все надеялись, что торжественный день коронации и 14 мая отныне будет праздноваться вместе с годовщиной Тсу-Симской победы, на деле же оказалось, что очень долго этот день будет днем глубокого траура для русского флота и для всей России. И пусть бы было одно поражение, один погром! Как ни тяжел он, но после него поправиться можно, но некоторых событий 15 мая ничем уже не свести со страниц истории флота, и много лет русские корабли в водах Дальнего Востока будут встречаться со своими былыми товарищами, как с живым укором памяти не ко времени гуманного командования.
Один за другим входили в кильватер "Николаю" оставшиеся корабли. Страшные минуты в это время мы пережили на палубе "Ушакова", когда "Сенявин", шедший сзади нас, стал вступать нам в кильватер и, не видя потухшего из-за перебитого проводника кормового огня, чуть не протаранил "Ушаков" с кормы.
Он подошел так близко, что даже при застопоренной у него машине и положенном на борт руле его таран прошел в нескольких саженях за нашей кормой. Мне кажется, что при наступившей темноте, имея назначенный курс и приблизительно один ход, было ошибочно идти тесной колонной, ради которой "Николай" и другие корабли несли кильватерные огни. Еще невыгоднее было светить прожекторами, как это делали некоторые корабли. Эти-то огни и служили прекрасным указанием места эскадры для японских миноносцев и разведчиков.
Немудрено, что утром вокруг остатков эскадры, следовавшей за Небогатовым, собрался весь неприятельский флот, который в темноте мог все время наблюдать движение наших судов.Наступила темная и холодная ночь, прорезываемая лишь лучами прожекторов да освещаемая вспыхивающими яркими огнями выстрелов. Я думаю, что никогда не изгладятся воспоминания об этой ужасной ночи в памяти всех тех, кому пришлось провести ее на наших избитых, со всех сторон атакуемых миноносцами кораблях. А миноносцев, как говорили потом сами японцы, было выпущено на нас около сотни.
Но зато их немало и погибло в эту ночь. Кажется, единственное место из отчета адмирала Того, которому я никак не могу поверить, это то, где он утверждает, что за всю ночь с японской стороны погибло всего лишь три миноносца.
До сих пор я говорил о бое, не упоминая о том, что происходило на самом "Ушакове".
Как я уже рассказывал, первая стычка с неприятельскими крейсерами, окончившаяся так быстро и удачно, подняла дух команды и привела всех в самое приподнятое настроение.
Я помню, как покойный Миклуха, когда вынесли на бак вино, громким голосом поздравил команду с праздником и сказал: "помни же, братцы, что я на вас надеюсь и уверен, что каждый исполнит честно свой долг", на что послышался такой веселый ответ "рады стараться". Как-то радостно становилось на душе, видя бодрость духа наших матросов.
Хотя все пушки были заряжены и стояли в полной готовности ежеминутно начать бой, команда все же до 2 часов дня, то есть до столкновения с главными силами японцев, имела отдых.
С началом боя "Ушаков" остался концевым в линии броненосцев, так как шедшие сзади нас крейсера повернули вправо для защиты транспортов. Непомерная длина линии нашего кильватера принесла нам в бою огромный вред.
Ведь у нас было 12 броненосцев, расстояние между ними должно было соблюдаться в 2 кабельтова, так что длина колонны вышла не менее 3 миль, а то и больше. Управление же в бою таким длинным строем, конечно, затруднительно, равно как и его маневрирование.Командиры были в очень большой степени заняты соблюдением назначенных расстояний, что при постоянных переменах в направлении и скорости, оказалось очень не легким. Все это мы испытали и на своем "Ушакове".
Ясно, что такие условия не могли способствовать успешной стрельбе, а кроме того, мы очень часто на поворотах представляли выгодную для неприятеля цель, когда хвост эскадры шел в направлении, противоположном голове. А так как еще и ход наш был очень малый (9-10 узлов), то такое невыгодное положение продолжалось достаточно долго, чтобы дать неприятелю хорошую пристрелку, а наши корабли лишить возможности сосредоточенно стрелять.