Я побежал в цейхгауз. Едва я вбежал туда, пробило три часа.
Сейчас будут сменяться часовые.
Я стал надевать на себя солдатскую форму и тут убедился, что мои напоминания Бурцеву о кушаке и сапогах оказались напрасными: кушака не было, а приготовленные сапоги не лезли на ноги. Это вывело меня из терпения. Я с бешенством набросился на Бурцева, когда тот вошёл в цейхгауз.
— Ну, об этом не беспокойся, — ответил он. — Вместо кушака получай шинель, а сапоги сейчас достану.
С этими словами Бурцев вышел из цейхгауза. Я с любопытством стал следить за ним через коридорную дверь, сделанную из железных прутьев, недоумевая, где может он достать в такое время сапоги. И вот вижу, как мой Бурцев вошёл в караульное помещение и, оглядев ноги спящих солдат, стал стаскивать с одного из них сапоги.
— Чаво? — пробурчал тот сквозь сон.
Под смех бодрствовавших солдат, принимавших всю эту историю за шутку, Бурцев невозмутимо продолжал своё дело.
Через две минуты сапоги были на мне.
Эти пришлись впору.
— Ну, теперь идём, — сказал Бурцев.
Мы вместе пошли в офицерскую. Тут я остановился на минуту, а Бурцев прошёл вперёд. Когда я вышел на улицу, он уже стоял на площадке.
— Вот, бери лесенку и иди туши сперва во дворе, а потом тут, — громко сказал он мне, указывая на лестницу, стоявшую у фонаря.
Ленивой, сонной походкой я пошёл вдоль гауптвахты.
— Да скорее. Пошевеливайся! — крикнул Бурцев. Немного ускорив шаг и свернув за угол, я оказался на свободе.
Глава XI
Ночные странствия
Навстречу мне шёл патруль. Хотелось бежать, а надо было идти медленной, спокойной походкой. И вдруг я услышал за собой топот бегущего человека. Кто-то схватил меня за руку.
— Бежим, Костенька, бежим!
Это был Бурцев. Он вдруг потерял самообладание.
Бежать в солдатских шинелях почти на виду у гауптвахты было безумием. Но напрасно я успокаивал Бурцева. Он тащил меня всё дальше и дальше и остановился только тогда, когда мы пробежали мимо того места, где нас ожидали.
Товарищи, ожидавшие нас, заметив две бегущие фигуры, бросились было за нами, но, увидав, что никакой погони нет, решили, что это не мы, и вернулись на старое место. Прождав нас ещё некоторое время, они предположили, что всё сорвалось, и ушли.
— Ну что теперь будем делать! — вскричал Бурцев, хватая себя за голову.
— Ты знаешь какой-нибудь адрес? — спросил я его.
— Нет.
— А квартира Канторовича?
— Туда нельзя идти в солдатском, там много полиции. И действительно, я был без кушака, и каждый городовой мог арестовать меня за непорядок.
— Знаешь ты товарища, у которого можно было бы переодеться?
— Есть у меня хороший человек на примете, — вымолвил он. — Кум мой. — И повёл меня к нему.
Только войдя в низенькую, душную комнату, я при тусклом свете маленькой керосиновой лампы разглядел дворницкую бляху на висевшем на стене тулупе. Как известно, дворники при царском режиме несли полицейскую службу.
Но было уже поздно. Бурцев стал уговаривать кума снести записку, обещая ему за это пять рублей.
— Да иди ты к чорту! В эдакий час! Какую там записку? — огрызнулся дворник.
Обрадовавшись ответу, я толкнул рукой Бурцева:
— И впрямь пойдём.
Но кум внезапно изменил своё решение:
— А что же, давай снесу.
Нам обоим стало вдруг ясно, что кум пойдёт предавать нас. Я подскочил к дворнику и нанёс ему сильный удар по голове. Бурцев другим ударом опрокинул его на пол. Связав его, мы выскочили, замкнув снаружи дверь.
Снова мы без толку бродим по улицам... Где-то за нами увязался случайный ночной полицейский обход. Раздались свистки, началась погоня. Нам удалось скрыться.
Опять Бурцев ведёт меня к «хорошему человеку», уверяя, что на этот раз всё будет хорошо.
— Куда ты ведёшь меня? — шепнул я ему, заметив у дверей домика бело-чёрный полосатый шест — отличительный знак гауптвахты.
Но Бурцев уже втащил меня в маленькую комнату и разбудил спящего на койке солдата.
Мы были в маленькой «сторожке», служившей военным карцером, где солдаты отбывали кратковременные дисциплинарные взыскания. Часовых здесь не было. Арестованных обслуживал военный сторож, который принадлежал к сторожевой команде главной гауптвахты и поэтому был подчинён Бурцеву.
Теперь Бурцев, растолкав его, попросил снести в город записку.
Солдат с недоумением и явным беспокойством смотрел на Бурцева. Видно, он почуял что-то неладное. Я косо поглядывал в угол, где стояла винтовка.
Солдат вдруг вскочил со своей койки и, упав перед Бурцевым на колени, завопил: