Глава 2
Че-е-его?! Егор не верил собственным ушам. На какое еще, на фиг, «поражение»? Раньше до такого никогда не доходило.
— По команде — огонь на поражение! — ошалело, с небольшой заминкой продублировал приказ Трубы командир второго отделения.
И…
— По команде — огонь на поражение! — послышалось со стороны третьего отделения.
Егор промолчал. В свете прожектора он увидел, как на колючку лезет, царапая тонкие ручонки, девчушка лет десяти. Худющая, в каком-то рваном тряпье. Снизу девочку подсаживает мать. И их им приказывают расстреливать!
— Гус, мать твою! — взорвался взводный. — Какого хрена сопли жуем? Командуй отделением!
— Прошу повторить приказ, — нахмурился Егор.
— Огонь! — раздраженно рявкнул комвзвода. — На поражение! Что непонятного?
— Остановитесь, или мы вынуждены будем открыть огонь на поражение! — грянул с ворот громкоговоритель.
Все было понятно. Все, кроме одного.
— Это же люди, — пробормотал Егор. — Не интродукты. Не твари.
— Вижу, епть! — выплюнул взводный. — Знаю!
— Это какая-то ошибка.
— Это приказ, Гус! — брызжа слюной, Труба вымещал злость на ершистом подчиненном. — Выполняй!
Прожектор снова мазнул по внешней обочине МКАД. Девчушка сорвалась с колючей проволоки. Кажется, плачет, прижав к груди исцарапанные руки. Мать снова поднимает ее на заграждения.
— Да пошел ты! — выплюнул Егор.
— Что?!
— Выполнять такие приказы я не подписывался! Труба выматерился — витиевато и от души. И кажется, выпустил пар.
— Неподчинение старшему по званию при выполнении служебных обязанностей? — Это взводный сказал уже без злости. Каким-то отстраненным глухим и пустым голосом. — Под трибунал ведь пойдешь, Гус.
— Плевать! — А вот у Егора эмоции били через край. — В беженцев стрелять не буду. У меня контракт на защиту города от тварей.
Клюв, отстранившись от бойницы, внимательно наблюдал за Егором и командиром. По губам безопасника скользнула подленькая улыбочка.
Взводный скользнул взглядом по Клюеву. Выматерился еще раз.
— Гусов, сдать оружие и паспорт. Оставаться на месте до дальнейших распоряжений. Клюев, возьми у него автомат и документы.
Егор молча сунул калаш в руки ухмыляющегося Клюва. Тот забросил его ствол за плечо и снова протянул ладонь.
Егор вынул из нагрудного кармана паспорт. Отдал.
— Вот так, — с тоскливым каким-то выражением пробормотал взводный. — Клюев, принимай командование отделением.
Вздохнув, Труба добавил:
— Дурак ты, Гус.
То ли с сожалением он об этом сказал, то ли с завистью. Сказал и отвернулся.
Все…
Егор стиснул зубы. Довыеживался, блин! Может, не стоило качать права? Без оружия и штампа с заветной московской регистрацией он сразу ощутил себя таким же беззащитным, как беженцы, на той стороне МКАД. Теперь любой столичный патруль вправе вышвырнуть его за Кольцо, а при сопротивлении — пристрелить на месте.
— Взвод, слушай мою команду… — голос Трубы стал вдруг сиплым и натужным. Будто слова взводному давались через силу.
Клюв прильнул к своей бойнице. Егор склонился к своей. Уже без оружия — сейчас он просто наблюдал за происходящим.
Беженцы перебирались через третью линию колючки и вступали на асфальт кольцевой дороги.
— Огонь! — негромко и словно бы нехотя скомандовал взводный. — Огонь на поражение!
Клюв оскалился.
— Всю жизнь мечтал! У-у-у, суки, понаехали тут, понаприходили! Ну получайте! Первое отделение — огонь на поражение!
Приложившись к калашу, Клюв выпустил очередь.
— Второе отделение — огонь!
— Третье отделение — огонь!
Сухим надсадным кашлем затарахтели автоматы. Длинными очередями зарокотали пулеметы над воротами.
Крик… нет, вопль разочарования, отчаяния и ненависти разнесся над МКАД.
На широком пустынном шоссе и расчищенных подступах к нему спрятаться было негде. Провинциалов десятками выкашивало плотным огнем. Людей, надеявшихся найти спасение и помощь в столице, находила смерть.
Первые ряды, застрявшие в колючей проволоке, были перебиты в считаные секунды. Из задних по Стенке редко ударили ружья. «Значит, не совсем уж безоружные эти бедолаги», — отметил про себя Егор. Впрочем, «не совсем» в данном случае означало «почти». Ответный огонь был жалок. Пули и картечь на излете защелкали по укреплениям, не причиняя никакого вреда бойцам гарнизонной службы.
На миг Егор представил, как в глазах беженцев выглядят защитники Кольца. Огородившиеся колючкой, засевшие за прочной Стенкой, хорошо вооруженные, сытые, холеные, самодовольные москвичи…
Наверняка неприязнь, которую Клюв испытывал к пришлым провинциалам, и раньше была взаимной. А уж после такого…
Несколько человек (Егор так и не понял: то ли живых еще, то ли изрешеченных пулями и повисших на колючке трупов) все же повалили секцию в последнем ряду проволочных заграждений. Около дюжины беженцев бросились к бреши, что-то крича и размахивая руками.
Этих встретили струей из огнемета.
Жидкое пламя, перелетев через многополосное шоссе, ударило точно в пролом. Накрыло людей. Крики стали громче. Люди заметались живыми факелами в проволочной ловушке. Запутались, попадали. Впрочем, они кричали недолго.
Где-то на Рязанском шоссе, далеко за внешними ограждениями тоже послышались стрельба и крики. Лучи надвратных прожекторов ударили в глубь Рязанки.
В тылу у беженцев мелькали неясные тени. Много теней. Словно темные волны пересекали примыкающее к МКАД шоссе. Раз пересекли, два пересекли. Три…
Разглядеть стремительных существ на таком расстоянии в нервно мечущемся свете прожекторов было почти невозможно. Темные силуэты чем-то напоминали крысиные. Если бывают крысы размером с носорога. Впрочем, сейчас бывает всякое. И не такое сейчас бывает.
— Интродукты! — услышал Егор чей-то истошный вопль. И не сразу понял, что кричит Клюв.
— Твари! — проревел Труба. А вот бас комвзвода Егор опознал сразу. — Общая тревога!
Над Рязанскими воротами взревела сирена. Это толпу беженцев можно расстрелять силами одного взвода, втихую, без сирен. Или завалить какую-нибудь одиночную тварь, сдуру забредшую под Стенку. Но когда появляется целая стая интродуктов, встречать ее надо во всеоружии.
Теперь все стало ясно. Беженцев преследовали. Возможно, их даже специально гнали на неприступное столичное Кольцо, как в ловушку. Вот почему обезумевшие люди полезли на колючку и под пули.
Огонь со Стенки усилился. Только теперь защитники Кольца поливали свинцовым градом отдаленный участок Рязанского шоссе, надеясь если не достать, то хотя бы отогнать тварей.
— Прошу артподдержки! — кричал кому-то в рацию Труба. — Повторяю: прошу артподдержки! Замечены интродукты в районе Восточного сектора. Рязанское шоссе, квадрат тридцать девять двадцать один! Повторяю: Рязанка, квадрат тридцать девять двадцать один! Запрашиваю десять осколочно-фугасных! Да нет, мать твою! Не беженцы! Твари! Да, сначала были беженцы, епть, теперь твари! Что делают? Провинциалов, мля, жрут! Угроза Кольцу? Непосредственной угрозы пока нет, но в любой момент могут попереть и на нас! Что значит «накроем, когда попрут»?! Слушай, ты, козел безрогий, я тебе русским языком говорю, что твари попрут на нас в любой момент. Ладно, хрен с тобой, жмотина тыловая, давай хоть пять осколочных.
Где-то за многоэтажками Волгоградки ухнул залп невидимой батареи. Егор услышал гулкое эхо выстрелов, потом свист снарядов, выворачивающий всю душу наизнанку. В такие минуты всегда кажется, что стреляют по тебе.
Снаряды, перелетев через Стенку, легли точно в указанный квадрат. Пять огненных бутонов расцветили ночь. Егор поежился, представив, какой град осколков сыпанул сейчас по Рязанке и дальним полуразрушенным зданиям у шоссе. Вот только осколками этими посекло лишь беженцев, которых еще не успели сожрать.
Крысовидные интродукты с необычайным проворством сдернули прочь, едва заслышав свист снарядов. Твари, крутившиеся вокруг Кольца, быстро учились и уже усвоили, когда можно нападать, а когда лучше отступить.