Выбрать главу

12 часов 16 минут.

В штабе бригады решенье: диктует командир третьей бригады Нестор Махно:

- Бросай бригаду на бронепоезд. Давить изменников всих чисто!

* * *

Кричит сигнальщик на "Спартаке":

- Сходни убирают!

- Так.

- К концам идут!

- Так?

Корабли французские покидают порт.

Дым стелют черный и уходят в него. Не видно в дымовой завесе кораблей.

* * *

Прикинуть, я говорил, надо. Ведь могут же часы у французов отставать или у нас спешить. Бывает же?..

- Действовать, я говорил...

* * *

Спартаковцы тихо и не спеша садятся обедать на палубе - орудийной площадке. Сегодня макароны. Ну и макароны наварили, ай, макароны!

Сели товарищи. Лица их безмятежны... Боем не светят...

Чья-то мысль в эти лица бьет: "Боязливо выждали!"

Не надо, товарищ! Кто сидит, знаешь? Ведь не видно, не написано... Коммунары сидят, военные моряки Волжской военной флотилии, старые матросы.

Первый: командир бронепоезда Степанов, краснознаменец дважды, ибо на груди у него орден и корабль его - сторожевик "Борец за свободу" имеет флаг с орденом.

Второй: Попов Петр, машинист самостоятельного управления с краснознаменного военного корабля "Ваня-коммунист" No 5. По требованию необходимости - ныне у орудия. Трижды ранен, и раны его - из первых в революцию ран матросских.

Третий: Донцов Михаил, с краснознаменного военного корабля "Ваня-коммунист" No 5. Будет товарищ убит в бою с Шкуро в июне 1919 года. Отдайте больше, чем он!..

Сидят коммунары...

Фыркнул Попов, и макароны фонтаном изо рта вылетели:

- Ой!.. "Наводи, - говорит, - на полный..." Адмирал Щус...

Ржут парни.

- А он Юхименко ударил и кацапом назвал!

- Ну, и кацап! Юхименко, чуешь, ты кацап!..

- Го-го-го!

- Пьяный, говорит... Ай, дура! С одной банки - матрос пьяный?!

Михаил Донцов чешет:

- Щус, пожалуй, на тебя обидится, а? Смотри, Петро.

Попов гудит:

- Ну, а что он мне сделает? Не скажет разве завтра "доброе утро"? А? Дела! Ой, братва, макароны, ну, и макароны сегодня!

Обедают товарищи боевые, уплетают макароны коммунары. Про эскадру вспоминают. Ничего эскадра, солидная эскадра, красивая эскадра республики Франции. И ход хороший, быстро от берегов наших смывается.

* * *

Опять мысль чья-то: в чем же дело?! Как же так?

Разберем.

У товарищей боевых глаз веселый - обработали дело. Еще раз командир бронепоезда секретный пакет, с паровоза доставленный тремя товарищами (двух убьет - один довезет, вот трех и послали), перечитывает:

"Имея в виду огромное превосходство противника и сложность обстановки, ни в коем случае первым не начинать артиллерийского боя, ибо в этом случае Красную Армию французское командование обвинит в предательском нападении и извлечет из этого пользу. Вызвав противника на ответ, мы поставим Мариуполь в опасное положение, будут напрасные жертвы среди населения, возникнут пожары, и, возможно, пострадает и бронепоезд единственный на участке 3-й бригады. Действовать поэтому осмотрительно, не сообщая о сей инструкции махновцам, иначе они сами откроют огонь, и не поддаваясь требованиям махновцев, склонных втягиваться в операции без расчета. Командование рассчитывает добиться ухода французов мерами переговорными, имея в виду общую обстановку, вынуждающую союзников к отступлению.

В остальном вам надлежит действовать строго сообразно обстановке".

Есть, так держать!

* * *

Эй, радовавшийся предательству! Гляди, что будет еще впереди!

А ты, браток, понял?

* * *

Ветер спал, "Спартак" стоит, коммунары макароны убрали, доели, утерлись, покурили. Жизнь! Зачем и помирать!

Команде - по морскому уставу положено иметь время послеобеденного отдыха...

Нежнейше овевает всех бриз с моря. Нежнейше в тишине дня гитара заиграла "Страдание"... Струны источают тончайшее и грустное, сладкую печаль на матросов наводят, и головы их к броне клонятся... И кого-то жаль, и кого-то нет...

И необъяснимы мысли у матросов, такие неясные, неопределенные, шевелится затаенная боль...

Кто там играет так, гей?! Отчего печаль?

Играет Петро Попов. Возит с собой гитару, укутанную в кожаную тужурку, чтобы при стрельбе не побилась. Гитару возит везде и, когда руки не заняты орудием, вынимает ее, расправив нежный бантик на грифе.

- Слабость у вас, товарищ, слабость по мещанской гитарке, а еще партиец и военмор!

- Правда ваша, строгий и точный товарищ, что ж делать? - Слабость!

Петро меланхолично уже "Марусеньку" играет. Товарищи слушают, стараясь не шуметь.

Играет Петро. На гитаре бантик нежненький и надпись трогательная: "От Реввоенсовета Республики. За штурм Казани 10 сентября 1918. Команде военного корабля "Ваня-коммунист" No 5".

* * *

Трое матросов, что из Александровска, до Щуса идут - в штаб третьей бригады.

- Щус, давай говорить.

- А ыдыть вы, пока я вас всих не пострилял!

Ходит Щус по комнате, морду руками поддерживает. Кольца на пальцах.

- Да ты не горьячись, чудачька ты, Щус.

Щус кольт вынимает, в упор в одного бьет, а пуля мимо - в стенку идет. Матросы к стенке - смотрят, хвалят:

- Вот здорово!

- Ой, дирочка!

- Дырочька, как у курочьки! (И медленно, так, между прочим.) Щус, ты, может, думаешь, что мы этого делать не умеем?

И видит Щус шесть глаз, как шесть смертельных дыр на теле своем. Щус тогда садится. Дверь открывается. Махновский палач входит:

- Чего шумэлы?

- Так.

- Щус, дэ арестованных вэсти?

- Котори направо сидьят - постриляй, Костичька; котори налево - до батька на разборку.

- Добре.

- Потим придешь, доложишь, Костичька.

- Добре.

Вышел.

Матросы опять:

- Щус, брось, вот взял - в бутылку залез! Брось! Ну, поспорились помирились. Эскадра ушла же.

- Та ще подывлюсь, як воны мырытьца прийдут... Воны у менэ сльозамы вмываться будуть - я им кипятку в душу поналываю!

Дверь открылась. Махновский палач снова вошел:

- Вже. Котри налево були - пострилял, котри направо - построил, до батька вэду...

- Ошибка в тебэ, Костичька, выйшла. Трэба було пострильять тих, що направо.

- От-то ж бис попутал! Ай, и попутал!.. Ну... Що ж, добре.

Ушел.

Матросы опять:

- Щус, давай по-доброму. Гад будешь... Что мы на тебя зло имеем? Да умереть на месте!

Задание выполняют свято.

- Та и я, мабудь, зла на вас троих не маю... Тилько ции спартаковськи коммунисти жить нэ будуть.

Дверь открылась. Махновский палач опять вошел:

- Вже пидправил. Котри направо булы - пострилял.

- Так. И тих и тих пострилял?

- Эге ж. Воны уси контрики. И з дочками своими. Воно и так по карточкам видно.