Секретарь в приемной читала «Огонек». Увидев входящего замминистра, она не растерялась. Отложила журнал. Вытянулась.
— Здравия желаю, товарищ заместитель министра внутренних дел… — недавно Скубилин распорядился, чтобы ее аттестовали.
— Я сам, сам… — Жернаков неверной походкой двинулся к двери, замаскированной под шкаф.
— Сейчас, сейчас! — Она испугалась, что в приемную кто-то зайдет, увидит Жернакова в таком состоянии.
Услышав возню, Скубилин поднялся навстречу:
— Здравия желаю, Борис Иванович! Как раз думал о вас! Проходите…
— Беда, Вася. — Жернаков крепко прикрыл дверь, в глазах у него стояли пьяные слезы. — Попал я в непонятную…
Скубилин уже все знал. Помощник Жернакова — подполковник, которого Скубилин, уходя, рекомендовал на свое место, — успел позвонить.
В самом начале дня в приемную вломилась самозваная комиссия будто бы из народного контроля. Помощника оттеснили, прорвались в кабинет. Жернаков как раз поправлялся стаканом «Армянского». Составили акт. В комиссии оказалась мелкая сошка, в том числе вольнонаемные из ХОЗУ, которых нечем прижать. Акт пошел в управление кадров, копию грозили грохнуть в адмотдел ЦК.
— За что, Вася? Что я им сделал? — Жернаков чуть не рыдал. Транспортный главк спутался с кадрами. А там этот Ильин, у него тесть в административном отделе…
История была пренеприятная, Скубилин понимал это. «Но не комиссия же — к тому же самозваная — решает все! Прикажут — и никакого акта не будет. Как не было».
— Садитесь, Борис Иванович. Еще не вечер!
— Ты так считаешь?
— Конечно! С Картузовым они промахнулись. Он помочь им уже ничем не сможет. Основные свидетели против Гийо у нас с вами. Завтра я пошлю следователя за санкцией на арест. И если нам ничего путного не предложат, к вечеру директор ресторана будет за решеткой. Они это знают.
— А дадут санкцию?
— Материалы-то у нас!.. Вы же сами бывший прокурор. Знаете!
— Есть сто способов разрушить! Подпустить к делу своего человека…
— Сделали уже! Такого, что в жизни не поверил бы, что на это пойдет! Вот он у меня где, Картузов, — Скубилин сжал кулак.
— Ну, и слава Богу, Вася!
— Завтра они вам этот акт комиссии сами в зубах принесут.
— А свидетели? Не откажутся?
— У меня они на даче живут. В Левобережной.
— Есть Бог на свете!
— Я скажу, чтоб Наташа чай вам поставила…
Но секретарь уже шла с чаем.
— Умница, — Скубилин краем глаз провел по ее крепким ляжкам, высоко поднимавшимся из-под джинсовой мини и обещавшим еще долго оставаться такими же мускулистыми и привлекательными.
— Так-то лучше, — Жернаков сделал несколько коротких глотков. — Во сколько завтра ты посылаешь к прокурору?
— После обеда. Надо дать им время оценить обстановку.
— Тяжело ждать! Давай махнем куда-нибудь…
— Нет, нет! Сейчас вам лучше всего домой. Вера Петровна, наверное, ждет. Завтра наш день!
— Ты прав, Вася! Еду…
— Держитесь. — Скубилин спустился в подъезд вместе с Жернаковым.
Завидев их, шофер подал машину, поставил впритык к дверям.
— Послать с вами кого-нибудь?
— Да нет, доеду. Что-то нашло на меня, но сейчас я в порядке… До завтра!
Скубилин, как положено, подождал, пока машина замминистра свернула на Садовое.
Омельчук встретил визитеров сухо. Не вставая, показал на стулья.
Жена директора ресторана — интеллигентная молодая женщина в модных очках, с только что появившейся в Москве изящной, с изгибом, оправой — представила обоих спутников.
— Евгений Васильевич, Ростислав Иванович…
Один оказался адвокатом, членом президиума Московской областной коллегии адвокатов, другой только что прилетел — тоже адвокат, бывший председатель республиканского Верховного суда, близкий друг и родственник арестованного. Оба были людьми пожилыми, солидными.
Картузова в отделе не было, и это сильно упрощало задачу.
— Чем могу быть полезен?
Московский адвокат обрисовал ситуацию:
— Я понимаю: адвокат может вступить в процесс лишь на более поздних стадиях. Но нередко устранение погрешностей еще в более ранние периоды способствует исключению возможных ошибок следствия в дальнейшем…
— Пока мы не видим в этом необходимости… — Омельчук с ходу отвел его доводы. — По делу собрано значительное число доказательств злоупотребления должностным положением со стороны бывшего директора ресторана. Понятно, я не могу приводить их…
— Конечно!
— Самое лучшее для него, мы считаем, рассказать правду…