К осени школа мисс Вулер, по причине разных хозяйственных дел, вынуждена переехать в Дьюсбери, не далеко, всего около трёх миль. Но как разительно отличалась местность. Мрачноватая низина с частыми туманами и застойным воздухом. Хотя здесь рос в изобилии вереск, любимый сестрами Бронте и напоминавший им о доме, они находили, что пустоши на холме в Хауорте более живописны, но главное, что дышится там легче и свежее. Пагубное влияние здешнего климата сказалось на самочувствии Шарлотты и Энн.
Желая облегчить отцу содержание семьи и помочь брату собрать деньги, Эмили решилась покинуть дом и испытать себя в качестве учительницы. У неё уже был небольшой опыт преподавания в воскресной школе. В сентябре она уехала в Галифакс, ей предстояло работать в школе, где обитало около сорока учениц. Условия оказались суровые. С раннего утра, вставать приходилось в шесть часов, и до позднего вечера Эмили занималась с детьми, спать она ложилась не раньше одиннадцати. Обязанности воспитателя и преподавателя сливались и сваливались на хрупкую Эмили, которая за целый день имела лишь получасовой перерыв. Рабский труд не мог не сказаться на впечатлительной и болезненной девушке. Но она самоотверженно терпела.
В Дьюсбери шестнадцатилетняя Энн под руководством мисс Вулер и Шарлотты постигала азы мудрости. Весёлая и озорная, она прилежно училась, и душевные волнения были ей ещё не знакомы, а на недомогания, которые иногда с ней случались мало обращала внимания.
Три сестры встретились в родном доме на Рождество. Как хорошо им было вместе у родного очага. Молодые Бронте должны были подумать, как и на что им дальше жить. Когда хлопоты уходящего дня: стирка, глаженье, стряпня и уборка были позади, сёстры садились за рукоделия, — шили, штопали, иногда вязали и вышивали до девяти часов вечера. Старшие в это время уходили на отдых, а фигуры юных Бронте тихо перемещались по коридорам в полумраке устремляясь к свету камина. Здесь тепло и не надо было зажигать свечу. При колеблющихся отсветах пламени проходили их беседы.
— Мы уже все взрослые, за исключением Энн и обязаны освободить отца от бремени нашего содержания, — строго сказала Шарлотта.
— Конечно же, мы должны поберечь нашего дорогого папу, — согласилась Эмили, — ему тяжело заботиться о нас, ведь скоро у него шестидесятилетний юбилей.
— Когда я закончу учиться тоже пойду в гувернантки, мне хочется обучать детей, как вы, — восторженно прошептала Энн.
Шарлотта и Эмили переглянулись и посмотрели на неё с сочувствием, потому что сами уже изведали эту нелёгкую долю.
— Папа слишком добр и щедр к своим неимущим прихожанам. С таким доходом не до либерализма, следовало бы ему быть по прижимистей, — высказался Брануэлл.
— Что ты, кто как не пастор должен заботиться о своей пастве, — возразила Шарлотта.
— Папа подаёт нам хороший пример, а ты его осуждаешь, не хорошо, братец, — мягко укорила Эмилия.
— Да, нет, я не осуждаю, а рассуждаю, — попытался оправдаться Брануэлл.
— Мои дорогие, нам нужно не только о дне сегодняшнем подумать, но и о своём существовании в будущем. Сами знаете, папа часто болеет …, — замолчала, не договорив Шарлотта.
— Но у тёти есть рента, — вставила Энн.
— Милая сестричка, ты, верно, забыла, что тётя Элизабет не Бронте, а Брануэлл и её наследство получим не мы, а наша родня, — напомнила Эмили.
— Слушайте, дорогие мои, может быть нам попытаться опубликовать свои стихи, — высказала Шарлотта только что мелькнувшую мысль.
— Да, что ты, куда нам тягаться с признанными поэтами, — возразила Эмили.
— Почему же, для начала напишем одному из них, спросим его мнение, чтобы не осрамиться в издательстве, а потом, последуем совету из присланного ответа, — сказала Шарлотта, всё больше загораясь этой идеей.
— Ты думаешь нам ответят? — Эмили сомневалась в успехе этого предприятия.
— Эмили, стихи твои так хороши, что не понравиться не могут.