Иногда люди вроде Суиндонов становятся занудами. Обеспечив счастье себе, они желают обратить всех в свою веру, как какие-нибудь Свидетели Иеговы или наркоманы.
Толпа на причале затаила дыхание. Родители рассеянно одергивали беспокойных чад, не отрывая глаз от того места, где серебряная лента реки исчезала за крутыми, поросшими высоким лесом берегами. Был погожий весенний день; я стоял рядом с членами комитета регаты и видел, как они нервничают.
И неудивительно: если к вам в поселок съезжается пятьсот человек, жаждущих отвлечься от жизни, которая становится на Аркадии все хуже и хуже, то не стоит обманывать их ожидания. Люди очень не любят, когда их неожиданно лишают удовольствия. Кто не верит — пусть зайдет как-нибудь вечерком в риверсайдский «Клуб» и попробует отнять стакан пива у Чиля Каа.
В нескольких ярдах от меня стоял Мортимор Баркер, здоровенный детина в цветастой рубашке и штанах с широким кожаным поясом.
— Какого черта они тянут? — спросил я его.
Агент по рекламе широко улыбнулся.
— Не волнуйся, мой мальчик. Просто ждут, когда выглянет солнышко. Ага… Вот и оно.
Солнце выскользнуло из-за облака и ослепило нас всех. На ближайших деревьях загалдели мохнатики, над водой заискрились радужные крылышки мяучек, собирающих с поверхности планктон. Вдалеке послышался пульсирующий свист мчащихся скиттеров.
И вот они — девять маленьких, похожих на куполочки катеров — ровной шеренгой выскочили из-за поворота и понеслись к причалу на подушках из пены. Я почувствовал прилив гордости: этих жучков построил я.
За ними, взметая белые брызги, скользили девушки-воднолыжницы в развевающихся белых накидках. За спиной у каждой летело по золотистому воздушному змею. Метрах в двухстах от нас девушки оторвались от воды и взмыли в воздух. Золото змеев засияло на солнце, а влажные белые накидки облепили стройные фигурки. Я было поднял бинокль, но тут же опустил его, не желая терять время на регулировку: чудесное видение приближалось очень быстро.
Я бросил взгляд на Мортимора Баркера — тот сиял, уверенный в успехе своего трюка. Толпа стонала от восторга. Интересно, почему толпы всегда реагируют на зрелища и яркие краски эмоциональнее, чем отдельный человек? Может быть, по доброте душевной? Может быть, нам приятно думать, что остальным тоже весело?
Позади Баркера стоял Ральф Стренг. Его губы кривила циничная усмешка.
В пятидесяти метрах от нас скиттеры затормозили и резко зарылись в воду, сразу сделавшись неуклюжими. Но публика смотрела только на девушек. Они бросили буксировочные фалы и парили над рекой, как ангелы на фоне широкой полосы неба, обрамленной по обеим сторонам крутыми склонами и густым лесом.
Рядом со мной кто-то фыркнул. Кажется, Стренг.
Все эти девушки были необыкновенно похожи друг на друга: одинаково красивые, с вьющимися золотыми волосами, маленькими улыбающимися ротиками и, готов поклясться, одинаковыми ямочками на щеках и подбородке. Они пролетали перед нами — такие ангельски невинные, что у меня перехватило дыхание.
А потом…
Потом они пробежали пальчиками по телу, сбросили накидки и остались нагишом. Шеренга развернулась над водой и полетела к нам — девять обнаженных девушек с золотыми крыльями; сплошные груди, пышные бедра и золотые волосы.
И у каждой на животе была нарисована большая ярко-красная буква.
Из этих букв складывалась надпись —
Р-И-В-Е-Р-С-А-Й-Д.
Толпа попила в экстазе.
Потом девушки сделали еще один вираж прямо у нас над головами, так низко, что был слышен шелест их летной амуниции, снова пролетели над рекой и мягко опустились на воду стайкой золотистых лебедей. Они вышли на противоположный берег в двухстах метрах выше по течению — там, где русло сужается и его пересекает автодорожный мост.
— Ну, Морт, просто блеск, — сказал я Баркеру, не отрывая глаз от девушек.
Они сбросили крылья, и тут же появилась целая команда мужчин, которые накинули на девушек плащи и проводили их в фургон. Большой фургон с надписью на борту; мне это напомнило бродячий цирк, который я когда-то видел на Земле. Я поднял бинокль и прочитал слова:
«ХЕДЕРИНГТОН ЭНТЕРПРАЙЗЕС».
— Где ты достал таких? — поинтересовался я.
— Да так, в одном агентстве.
— Они придут сегодня вечером на танцы?
Морт неловко переступил с ноги на ногу.
— Э-э, нет. Им это запрещено. После выступления их сразу увезут назад, в Премьер-сити.
Имя Хедерингтона и зрелище того, как девушек загоняют в машину, несколько омрачили для меня этот день.
— Как цирковых животных, а, Морт? — спросил я.
Он моргнул, ничего не ответил и повернулся, чтобы принять поздравления — впрочем, не только поздравления — от членов комитета регаты.
Пол Блейк попросил меня проверить его скиттер. Я опустился на колени на краю причала и принялся шарить в смотровом люке, где располагается немудреный двигатель катера. Сразу обнаружилось, что поврежден кабель, идущий от термостатического регулятора к миниатюрному реактору.
— Такое впечатление, — пожаловался Пол, — что при максимальной мощности пропадает подъемная тяга.
Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу; ему предстояло участвовать в заездах. Вода вокруг нас пенилась от суматохи — скиттеры готовились к соревнованиям.
— Признавайся, трогал кабель?
Пол отвел глаза. В этот момент рядом с моим лицом появились две большие ноги в дорогих брюках. Я поднял глаза, и мой взгляд уперся в массивную челюсть Эзры Блейка, отца Пола.
— Я заплатил хорошие деньги за эту посудину, Монкриф, — заявил он нарочито громко, — и ты дал мне гарантию на год. Но чертов катер не вылезает из твоей ремонтной мастерской со дня покупки.
— Тише, папа, тише, — пробормотал Пол.
— Слушай, Пол, этот парень называет себя судостроителем. Два года назад он приехал сюда с голой задницей, а теперь разбогател — и все за наш счет. Так что пусть делает все как следует. Что скажешь, Монкриф?
На нас оглядывались. Вечно я нарываюсь на таких типов, как Блейк, и каждый раз — на глазах у публики. Было время, когда я, возможно, отступил бы, но за два последних года я завоевал какое-никакое положение в обществе — не думайте, что это так просто среди неотесанных колонистов на недавно освоенной планете — и не собирался сносить оскорбления какого-то Блейка.
— Катер теряет подъемную тягу, потому что твой сын, Блейк, трогал регулировку микрореактора, — объявил я во всеуслышание. — Я всегда предупреждаю клиентов, чтобы они не лазили в моторный отсек, но он решил проигнорировать предупреждение. Объясняю ему еще раз, в твоем присутствии. Если Пол попытается извлечь мощность сверх расчетной, форсируя двигатель, он запросто может убить себя и всех, кто окажется в радиусе взрыва… Вот что я сделаю, — предложил я, сбавив тон. — Сейчас все починю, поставлю бесплатно новый кабель. А ты, Пол, приходи завтра в мастерскую, и я покажу тебе, что действительно можно сделать для увеличения скорости. Идет?
— Спасибо, — сказал Пол.
Его отец гордо удалился на поиски другой жертвы, а Пол остался, чтобы помочь мне подсоединить новый кабель. Он — высокий симпатичный парень и имеет подход к девушкам; в его присутствии я всегда вспоминаю о возможностях, которые упустил, будучи в его возрасте. Вот Пол, наверно, ничего не упускает, и правильно делает…
Как странно, что поселок, в котором я ожидал найти авантюристов и первопроходцев, за три поколения успел погрязнуть в провинциальных предрассудках.
— Отвратительно! — Как бы в подтверждение своих мыслей я услышал низкий женский голос и, подняв глаза, увидел его обладательницу — члена Комитета поселка, риверсайдскую гранд-даму миссис Эрншоу, решившую прочитать Мортимору Баркеру нотацию. — Не думала, что настанет день, когда наш поселок ради привлечения туристов сочтет необходимым демонстрировать голых шлюх. Это не только деградация поселка, это унижение для самих девушек! Я чувствую себя оскорбленной как женщина!