Потом она оказалась в объятии сильных загорелых рук, и мы увидели ее восторженное лицо в слезах; Хейзл обнимала широкие плечи, плакала и смеялась…
— Это чертов аморф, — сказал я. — То существо, которое жило с ней. Не удивительно, что она плакала на днях. Вы же отняли у нее игрушку. Каким образом вам удалось доставить его на яхту?
— На антиграве, — объяснила мисс Гант, не отрываясь от экранов. Наблюдатель проглотил байку о неполадках, так что у него не возникло подозрений, когда восстановилась нормальная картинка со Стренгом за рулем.
Голоса толпы слились в благодарственный гимн. Что-то насчет «моих очей», которые «зрели славу, как пришествовал Господь». Мне показалось, что они имеют в виду Стренга.
И только хулиганские выкрики Тома Минти и его дружков скрасили лицезрение прохода Стренга с женой мимо почетного караула, будто это были жених и невеста на армейской свадьбе.
Миновав строй, супруги остановились около его преподобия Энрико Бателли.
— Так-так.
В голосе Сюзанны прозвучала надежда.
Вот оно! Я посмотрел на Алтею Гант и, кажется, улыбнулся. Впрочем, она на меня не смотрела и тем самым лишила маленького торжества. Глядя на экран, она стиснула пальцы так, что побелели костяшки. Немыслимо было объявить техническую неполадку в разгар большой официальной церемонии.
— От имени Риверсайда, Аркадии, да и всей Галактики я могу лишь сказать: «Молодчина, Ральф!» — продекламировал Бателли…
И этими словами он задал тон всему приветствию.
— Я не верю… — прошептала через несколько минут Сюзанна. — Неужели они купили Энрико?
— Чего еще ждать от этого прихвостня, — выпалила миссис Эрншоу, — если он еще на отплытии бросился служить молебен на причале?
— …лишний раз подтверждая, — продолжал пастор, — что воды наших великих океанов свободны от опасных существ. Но ни на одну секунду я не хотел бы поставить под сомнение подвиг Ральфа. Презрев неверие скептиков, стремившихся замедлить прогресс мрачными россказнями о злобных чудовищах, таящихся под нашими мирными водами, Ральф Стренг, Колумб современности, бесстрашно поднял паруса.
— Он что, издевается? — Никогда не видел я Сюзанну в таком бешенстве. Она с ненавистью смотрела на Бателли своими синими глазами. — Неужели вконец скурвился? Или это тоже аморф? Эй, Гант, а Бателли тоже фальшивый?
— Почему же, настоящий, — невозмутимо ответила Алтея Гант. — Я положилась на его здравый смысл. Нам, конечно, несложно было бы поставить и кого-нибудь другого, но, согласитесь, Бателли все же, в своем роде уникален.
— Да уж.
Сюзанна растерянно оглянулась на меня, а пастор между тем продолжал восхвалять Стренга и проклинать тех, кто после Передающего Эффекта призывал к осторожности.
— …и дошло даже до саботажа, до беспорядков. Я молю Бога, чтобы ныне, после славного возвращения Ральфа Стренга, когда все мы должны понять, что сила наша в единстве, в конструктивном сотрудничестве, ни в коей мере не препятствующем драгоценным проявлениям человеческой индивидуальности, чтобы ныне мы забыли о распрях. И давайте вспомним о тех, кто помог Ральфу, кто отдал спои силы для общей победы. Позвольте мне назвать несколько имен: Кевина Монкрифа, построившего это крепкое судно; Марка и Джейн Суиндонов — за их советы в морских делах; Сюзанну Линкольн за бесценный вклад в телерепортажи и Мортимора Баркера, который, к несчастью, не может в этот момент быть с нами…
— Что ж, спасибо, Энрико, — саркастически бросил я.
Алтея Гант хмуро смотрела на экран.
— Это он зря, — произнесла она.
— Пожалуй, для преступников это слишком хорошие отзывы, — съязвила Сюзанна. Но Бателли уже возвращался на путь истинный.
— …Аркадия движется вперед, и нетерпеливые пионеры прибывают в этот самый момент на нашу родную великую планету, принося опыт, энтузиазм и твердую решимость ковать свое счастье и счастье всех нас…
Он еще долго рассусоливал и тянул время; при других обстоятельствах я бы здорово на него разозлился за это. Сюзанна оказалась смелее меня и, не думая о близкой смерти, хамила напропалую, но, конечно, ничего не добилась. Работа на студии продолжалась, и колеса Организации крутились без остановки.
Перед фальшивым Стренгом и Хейзл опустился белоснежный флиппер-антиграв; они помахали толпе и сели в него. Машина беззвучно поднялась и зависла в шести метрах над землей. Публика совершенно обезумела: ревела, скандировала, размахивала флажками и плакатами, а ее герой небрежно приветствовал народ из флиппера.
Потом камеры нырнули вниз, обшарили Дельту и обнаружили шеренгу скиттеров с воднолыжницами на буксире.
В Риверсайд вернулись ангелы.
Они оторвались от воды, совершили вираж и подлетели к флипперу. Машина с эскортом из обнаженных крылатых девушек неспешно двинулась на восток, и толпа, оглушенная красотой и символичностью шоу, умолкла.
Перед тем как они скрылись за деревьями, стало заметно, что ангелы теряют высоту. В отличие от настоящих ангелов, они подчинялись тирании гравитации, и им предстояло выше по течению, за мостом, приземлиться.
— Мортимор Баркер руководит с того света, — съерничал Кли-о-По.
— Все. Кончайте, — приказала Алтея Гант, когда камеры в нерешительности начали бродить по толпе, и в трехмерные ниши вернулась нормальная жизнь в облике плачущего ребенка, женщины, ковыряющей в носу, мужчины, пьющего пиво.
Техники оторвались от пультов и радостно зашумели, хлопая друг друга по спине и делясь слухами о новых назначениях. Потом начали выносить вещи. Ниши одна за другой погасли.
Наконец помещение опустело и снопа стало напоминать маленький театр. А я уже и забыл о его первоначальном назначении, привыкнув к тому, что здесь студия. И вот убрали аппаратуру, смотали гирлянды проводов; ушли все техники и хедерингтоновские чины. В помещении стало тихо. Нас осталось девять: Алтея Гант с четырьмя охранниками, Сюзанна, я, миссис Эрншоу и Кли-о-По. Ни техники, ни чиновники так и не проявили к нам ни малейшего интереса; мы для них были никто — все равно что мертвые.
Я заметил, что под сценой бочком крадется крошечная копия Кли. Вряд ли она могла чем-то нам помочь, но Кли хоть имел гарантию, что весь он не умрет. Между прочим, он, вполне возможно, в последние недели наводнил всю деревню своими маленькими шпионами.
— Так. Вы пойдете со мной, — приказала мисс Гант. — На улице нас ждет антиграв. Надеюсь, вы мирно, без эксцессов, сядете в него, чтобы моим людям не пришлось стрелять.
Итак, наступал конец. Нас собирались убить и бросить в каком-нибудь безлюдном месте на съедение липучкам. Я чувствовал страшную усталость, а от напитка, которым меня угостила миссис Эрншоу, разболелась голова. Я уже почти привык к мысли о смерти, только жаль было расставаться с Сюзанной.
Мы встали и пошли к двери. Но мы добрались лишь до двери.
В этот момент засигналил видеотелефон.
Алтея Гант посмотрела на него — он висел на стене далеко от входа, пожала плечами, велела стражникам подождать и пошла к нему.
На экране возникло мужское лицо; слов я не мог разобрать, но разговор явно был серьезный. В какой-то момент мисс Гант обернулась и посмотрела в нашу сторону; похоже, речь зашла о нас. Наконец она дала отбой, вернулась и сказала стражникам:
— Можете их отпустить.
— Что? — воскликнул я.
— Вы свободны, мистер Монкриф. Можете идти домой, пить скотч, заниматься любовью и строить скиттеры. Вы вольны делать что угодно, черт бы вас побрал. Понятно? Таковы указания. Все мы зависим от указаний свыше.
— Только не я, — бросила Сюзанна.
— А вы в этом уверены, мисс Линкольн? — Вдруг, к нашему удивлению, Алтея Гант заплакала. Не знаю, что это было — отчаяние, облегчение или еще что-то. На одно мгновение, когда она посмотрела на Сюзанну, ее тонкие губы задрожали, а в глазах заблестели слезы. Затем она сказала: — Я бы хотела встретиться с представителями поселка в Премьер-сити в пятницу в час дня. Наш временный офис — в космопорту.