За минимальность которого приходится вступать в борьбу каждый день заново без надежды когда-либо окончательно победить. Но сегодня сложилась редчайшая ситуация, когда рациональные оказались сильнее иррациональных. И этим нужно пользоваться не только внутри страны, но и, как выразился бы товарищ Чапаев, в мировом масштабе.
Эхо Цхинвала
Все сколько-нибудь интеллигентные люди еще задолго до перестройки пересмотрели главные ценности советской истории — и Ленина, и Сталина, и сам социализм, — кажется, одно только освобождение Европы от фашизма мы продолжали ощущать как безусловное наше благодеяние, и когда до нашего открывшегося миру слуха вместо благодарностей стали доноситься упреки — среди моих друзей я не знаю никого, кто не испытал бы шока.
История Второй мировой войны и в самом деле до крайности богата как воинскими подвигами, так и военными преступлениями, четко различить которые заведомо невозможно, ибо военная целесообразность редко согласуется с правом, создаваемым в мирное время для разрешения конфликтов с неизмеримо более низкими ставками. Если подойти с умом — прокурорским умом, — то преступлениям стран-победительниц действительно не будет конца: любое дело и впрямь можно оценивать как по достижениям, так и по издержкам, как по намерениям, так и по результатам, как по ближайшим последствиям, так и по отдаленным, как по законам, так и по совести. А совесть такая вещь, которую люди постоянно стараются пробудить в других и заглушить в себе.
В результате при каждом праздновании каждой годовщины каждой громкой победы к поздравлениям всегда примешиваются обвинения. Когда-то обличения и впрямь вызывали желание взглянуть на себя построже, получше изучить мрачную изнанку своих побед, но сейчас они не порождают почти ничего, кроме раздражения. Особенно если обвинители отыскиваются в «странах-жертвах», капитулировавших в такой короткий срок, который не оставлял времени ни для побед, ни для сопутствующих им правонарушений. А когда список российских прегрешений адресуется либеральному Западу, это раздражает вдвойне.
Ибо подавляющее большинство россиян считают наш уход из Восточной Европы, отказ от большей части военных приобретений вполне достаточным (и недостаточно оцененным) жестом доброй воли, не говоря уже о том, что ни один народ в принципе не может надолго признать чей-то иной суд над собой, кроме собственного, поскольку для каждого народа это серьезный шаг к распаду — ведь любую нацию объединяют, главным образом, возвышающие обманы, очаровывающие лишь ее самое. В итоге каждый новый список российских прегрешений уже давно порождает не самокритичность, но лишь волну встречных обвинений: «А судьи кто? Кто сами прокуроры?»
На ивангородском книжном фестивале известный московский журналист Игорь Шумейко подарил мне свою нашумевшую книгу «Вторая мировая. Перезагрузка» (М., 2007), в которой он, так сказать, предъявляет встречный иск — он обвиняет судей и обвинителей в экономическом коллаборационизме. Придумав для этого хлесткий образ «Адольф Гитлер как трастовый управляющий ЗАО „Европа“». И убедительно показывая, что европейское Сопротивление есть явление микромира, тогда как передача Гитлеру практически в полной сохранности промышленного и сельскохозяйственного потенциала есть явление макромира, явление, без которого немецкий фронт захлебнулся бы в считаные месяцы.
Правда, в нынешнем политкорректном мире не принято вспоминать о столь неприятных обстоятельствах: что же им еще оставалось? Не сражаться же до последнего солдата с использованием военно-полевых судов и заградотрядов, не забивать же собственный скот, не сжигать же собственные поля, не взрывать же собственные заводы — это «фанатизм и дикость». Варварский выход из правового поля. Несчастная Чехия, выданная Гитлеру «мюнхенским сговором», сегодня представляется беспомощной и безоружной страной, населенной мирными пейзанами, бессильными против немецких танковых армад. Однако в реальности «к осени 1938 года Германия довела численность армии до 2 миллионов 200 тысяч человек, при 720 танках и 2500 самолетах. Отмобилизованные вооруженные силы Чехословакии насчитывали 2 миллиона солдат и офицеров, при 469 танках и 1582 самолетах» — и базировались на горных оборонительных сооружениях, внушавших противнику столь серьезные опасения, что часть германской военной верхушки планировала даже переворот, чтобы избежать вполне возможного разгрома. Однако заговор рассосался сам собой, когда «союзники» вынудили чехов отдать Судеты без боя.