И если еще недавно главной причиной войн был избыток страха народов друг перед другом, то сегодня причиной мировой войны может сделаться его недостаток. Цивилизованный мир так долго не участвовал в глобальных войнах, что перестал верить в их реальную возможность. Не замечая вследствие этого, что трехдневная стрельба на Кавказе в сравнении с тем, что в реальности лежит на весах, лишь незначительный эпизод в опаснейшей Большой Игре, более всего напоминающий предупредительную стрельбу в воздух. Ту самую стрельбу, роль которой хорошо понимали бабелевские налетчики: если не стрелять в воздух, можно убить человека.
Конечно, это кощунственно — покупать безопасность ценой сотен человеческих жизней, но раз уж это все равно произошло, хотелось бы, чтобы они погибли не напрасно и цивилизованный мир наконец как следует перепугался. И перестал считать абсолютно бесполезную коммунальную возню планетарного масштаба борьбой за безопасность. Ибо этот увлекательный геополитический спорт на самом деле есть не что иное, как игра со смертью.
Я с младенчества усвоил либеральные принципы: все народы, все культуры заслуживают равного уважения, но в случае конфликта нужно быть на стороне слабого, на стороне Давида против Голиафа. И лишь в последние годы во мне вызрело страшное подозрение, что каждый народ создает свою культуру для собственного, а не чьего-либо иного возвеличивания. А потому все национальные культуры стремятся не к равенству, а к первенству. Но поскольку в любом состязании в круг победителей могут войти лишь самые сильные, то и оказывается, что нетерпимость в мир несут не сильные, а слабые, не Голиафы, а Давиды, ищущие реванша за свое реальное или воображаемое унижение. А значит, в том, чтобы не обижали сильных, более всего заинтересованы слабые, ибо все обиды сильные выместят прежде всего на них. И наоборот: будучи спокойны за свое доминирование, сильные будут не только заинтересованы в сохранении мира, но и сумеют его обеспечить — от чего в первую очередь выиграют опять-таки слабые. Они сохранят жизнь, имущество, но национальное достоинство им придется обретать не на силовом пути. Они могут добиться того, чтобы считать себя самыми умными, самыми благоустроенными, самыми храбрыми наконец — но считать себя самыми сильными им не удастся. А попытки бросить вызов Голиафам могут их разве что лишить и всего остального: спокойствие сильных — залог общего выживания. Именно сильные, а не слабые, вопреки Ницше, несут в мир если уж не доброту, то хотя бы терпимость.
Оберегать прежде всего достоинство Голиафов — это ужасно нелиберально, но лучше мир неравных, чем нескончаемая война равных. Даже коммунистическая власть в свое время тоже довольно скоро поняла, что равенство граждан вещь более или менее возможная, но равенство культур опасная утопия — возможна и необходима лишь декорация этого равенства при фактическом доминировании самого сильного. И после десятилетий страшного террора национальное замирение удавалось поддерживать столь малой кровью, что наивным людям этот вынужденный худой мир до сих пор представляется дружбой народов. Однако в советской империи простор открывался только личным, но не национальным амбициям, а потому все брюзжали, но оставались живы.
Нечто подобное можно было бы осуществить и в мировом масштабе под эгидой кучки рациональных Голиафов, если бы сами Голиафы не взращивали друг против друга пламенных Давидов, увеличивая число игроков на международной арене, что уже само по себе затрудняет возможность разделения сфер контроля, и, что еще хуже, увеличивая его за счет пассионариев, готовых ставить на карту даже собственную жизнь, не говоря уже о прочей человеческой плотве.
Рано или поздно кто-то из сбросивших ярмо Давидов наконец сумеет-таки ввергнуть человечество в мировую войну, если, к счастью, немногочисленные и относительно рациональные Голиафы не осознают, что главную опасность для каждого из них представляют не другие Голиафы, которым есть много что терять, а бесчисленные Давиды, которым терять, как им кажется, почти нечего. Если каждый Голиаф станет держать в узде своих героев и не подзуживать чужих, мир получит шанс на новую передышку. На собак волка в помощь не зови, кажется, так выражался Солженицын? Использовать в собственных целях национальный реваншизм так же невозможно, как извлечь выгоду из атомной войны — национальные пассионарии могут работать только на себя.